Перечень спиритических гипотез по Гартману
После
всего сказанного в этой главе мне нет
надобности подвергать подробной критике
главу V сочинения Гартмана «о гипотезе
духов», но я коснусь только некоторых
наиболее интересных пунктов.
В
первой части этой главы г. Гартман
обозревает прогрессивное развитие гипотез
в области спиритизма. Вот краткий очерк
этих гипотез.
Первая
из них состоит в «чувственно-наивном
веровании народа, что умершие продолжают
жить в своем прежнем образе и прямо
действуют членами своего невидимого
астрального тела» (с. 133 и 135).
Вторая
гипотеза столь же грубо чувственна: «...сообразили,
что ведь медиум тоже дух и должен быть в
состоянии сделать и все то, что могут делать
духи умерших. Можно< следовательно, думать,
что дух медиума вместе со своим астральным
телом покидает свою вещественную оболочку,
лежащую теперь как бы в состоянии смерти (в
сомнамбулизме), ходит по комнате и
производит явления, также действуя прямо
членами своего невидимого астрального тела.
Первый удар наивному верованию» (с. 133, 135).
Третья
гипотеза: «доказанное существование
медиумической нервной силы (ошибочно
названной психической), с ее действием на
расстоянии, совсем перевернуло наивное
понимание»... «Начинают сознавать, что
наибольшая часть явлений может быть
сведена на медиума как на единственную их
причину» (с. 135, 136).
Четвертая
гипотеза: ближайшее занятие явлениями
материализации еще более пошатнуло
гипотезу «духов». Материализация есть
большею частью только трансфигурация
самого медиума: «Когда же происходит
действительное отделение призрака от
медиума, то оказывается, что этот призрак
целиком исходит из медиума и в него же
возвращается» (с. 137).
Пятая
гипотеза: таким образом, тело медиума есть
только орудие или материальный источник
явлений, производимых одержащим духом,
являющимся теперь трансцендентальною
причиною явлений. Эту гипотезу можно
назвать «гипотезой одержания»; и она
уже представляет большой шаг вперед (с. 139,
140).
Шестая
- «гипотеза внушения». Сомнамбулическое
сознание медиума пишет только те речения
или вызывает появление только тех образов,
которые одержащий дух передает из своего
сознания в сомнамбулическое сознание
медиума. «Только теперь умственное
авторство духов является сведенным к его
настоящему и более тонкому смыслу... Лишь
при таком повороте гипотеза духов вступает
в ту стадию, которая позволяет психологии и
метафизике, сохранив приличие, серьезно,
критически заняться ею» (с. 143).
Историческое
изложение хода этих гипотез далеко неверно;
но это - последнее дело. Изложение это было
сделано г. Гартманом с целью выставить на
вид отсутствие «критической
осмотрительности со стороны спиритов; и
только последнюю из этих гипотез он находит
достаточно приличною, чтоб наука могла
заняться ею. Что же касается меня, то я
позволю себе сказать, что изложение
постепенного развития этих гипотез, как оно
ни несовершенно, есть тем не менее лучшее
похвальное слово, которое было когда-либо
сказано в пользу спиритистов. Ибо все эти
гипотезы свидетельствуют о постоянных
усилиях спиритистов до искаться истины. Ни
философы, ни люди науки не оказали им
никакой помощи, не дали никаких указаний,
чтоб разобраться в этом трудном вопросе.
Массы были представлены себе самим,
встречая только презрение и насмешку со
стороны науки и общественного мнения.
Только благодаря настойчивости и
практическому смыслу англосаксонского ума,
вопрос этот постоянно разрабатывался на
почве экспериментальной, и развитие
явлений привело к таким результатам,
которые наука волею или неволею должна
будет когда-нибудь признать, подобно тому
как она вынуждена была признать факты
животного магнетизма сто лет спустя после
их открытия. Гипотезы передачи мысли и
ясновидения были также часто обсуждаемы в
спиритизме - более чем где-либо, ибо
спиритизм немедленно понял отношения,
существующие между ним и сомнамбулизмом, -
он был, так сказать, ближайшим наследником
последнего, и эти оба чудесные способности
нашего духа неоднократно принимались в
соображение при критическом обсуждении
спиритических фактов. И вот сам г. Гартман
строит все здание своей критики на этих
двух гипотезах, развивая их до крайних
пределов, - это было для него единственным
выходом из затруднения. Но эти обе гипотезы
с точки зрения современной науки
совершенно еретичны: наука смеется над
ними, как и над самим спиритизмом1.
Таким
образом, г. Гартман одно, в глазах науки, еретичное
учение толкует посредством двух других,
столь же еретичных. Если наука докажет со
временем, что гипотезы передачи мыслей и
ясновидения действительно лишены всякого
основания, то спиритическая гипотеза
только выиграет от этого; если же, напротив,
наука в конце концов даст им свою санкцию,
то время покажет, достаточны ли они на самом
деле, чтобы объяснить все, что есть в
медиумизме. А покуда остановимся на самом
интересном пункте и посмотрим, почему гипотеза
внушения, которую г. Гартман признает за
самую разумную за самую приличную из
спиритических гипотез, по его словам,
должна, во всяком случае, быть отвергнута?
Вот в кратких словах причины, им
выставленные.
1) Формальные
трудности. «Если духи существуют, то
можно допустить, что передача происходит и
от «духа» к человеку, ибо она возможна между
двумя человеческими личностями. Однако же
такое допущение представляет немалые
трудности. Дух умершего не имеет мозга,
колебания которого могли бы вызвать в
находящемся вблизи человеческом мозге
подобные же вибрации; механическая
передача посредством колебаний эфира,
которую мы можем предположить как средство
передачи представлений между людьми,
находящимися близко друг от друга или даже
соприкасающимися, не может, стало быть, допускаться
по отношению к передающему духу, и остается
только другой род передачи представлений -
без материального посредничества и без
зависимости от расстояния. В самом деле,
новейшие спириты и принимают на основании
медиумических сообщений, что одержащий дух
может находиться на каком угодно
расстоянии от медиума, служащего ему
орудием, и что тесное отношение между ними
нисколько этим не нарушается. Но беда в том,
что по имеющимся опытам слова и мысли не
передаются на далекие расстояния, а
передаются только наглядные и возможно
живые галлюцинации» (с. 143-144).
Мы
имели достаточно случаев убедиться в
противном. Что касается отсутствия «мозга»,
то на такое гипотетическое отрицание можно
ответить гипотетическим утверждением о
существовании трансцендентального
субъекта или метаорганизма. (См. ниже.)
2) Трудности,
касающиеся содержания сообщений. «Это
содержание обыкновенно бывает ниже умственного
уровня медиума и присутствующих; самое
большее -оно иногда равняется с ним, но
никогда его не превосходит» (с. 145). Мы также
достаточно видели, что и это не так.
Следующие
за этим слова достойны внимания: «Если духи
не имеют или по самому существу дела не
могут сообщить ничего лучшего, как только
то, что нам уже известно, то вместе с тем
отпадает единственный мотив, на который
можно было бы указать как на побуждающий их
являться к нам - желание сделать нас умнее и
лучше» (с. 145). Итак, единственным допустимым
мотивом было бы желание сделать нас умнее и
лучше. Этот мотив и существует; но, чтоб
оправдать его, разве необходимо сказать что-нибудь
новое, чего мы сами не знаем? Тема о любви к
Богу и к ближнему будет вечно старой и вечно
новой, покуда будет речь о нравственном
прогрессе человека. Кроме того, г. Гартман
допустил же для ясновидения магическую
силу «интереса сердца»! Зачем же не хочет он
допустить ее и здесь как достаточный мотив?
И действительно, если можно допустить, что
нечто переживает
смерть, то это, разумеется, любовь,
сострадание, участие к тем, кто нам близок, -
желание сказать им, что мы все еще
существуем; и именно эти чувства и служат
большею частью мотивом для духовного
проявления. Язык сердца везде одинаков; но
представления трансцендентального мира,
как и представления четвертого измерения
пространства, всегда будут для нас
недосягаемы. Неудивительно, что о них
ничего не сообщается, и требовать их -
бесполезно и нелогично.
3) И
наконец, «помимо этих затруднений,
относящихся к форме и содержанию, гипотеза
духов является совершенно лишней; если мы
раз уже дошли до гипотезы внушения, то она
становится пятым колесом в колеснице. При
гипотезе внушения приходится, опираясь на
умственное содержание проявлений, доказать,
что сомнамбулическое сознание медиума не в
состоянии их произвести. Пока не
принимаются в расчет сомнамбулическая
гиперэстезия памяти, чтение мыслей и
ясновидение - все сообщения приписываются
внушению духов, дающих такое мысленное
содержание, которое чуждо бодрственному
сознанию медиума или недоступно для него
путем чувственных восприятий. Но как скоро
допущены эти три источника познавания
вместе с чувственным восприятием, то уже
вообще нельзя представить себе такого
мысленного содержания, которое по своей
природе не могло бы быть из них почерпнуто»
(с. 145).
В главе
III мы достаточно видели, что и это не так.
И затем
г. Гартман заключает: «Таким образом, вся
гипотеза духов обращается постепенно в
ничто, по мере того как приходится
перенести с предполагаемых духов на
медиума сначала прямые физические действия
силы, потом происхождение самого
умственного содержания сообщений» (с. 147).
Я
позволяю себе высказать предположение, что
после всего сказанного в моем труде это
заключение будет, быть может, исправлено
самим г. Гартманом, если только он
останется верен своей точке зрения, ибо, к
счастью, мне нет надобности убеждать его в
реальности предъявляемых
фактов. Я никогда не терял из виду, что
предмет его просвещенной критики - «не
фактичность сообщаемого, а лишь заключения,
выводимые из сообщенных фактов» (с. 158).
Заканчивая
труд свой, мне приятно иметь возможность
констатировать, что притязания
спиритической гипотезы вовсе не находятся
в противоречии с философией Гартмана, как
это довольно часто предполагают. Мы имеем
об этом его собственное свидетельство в
следующих словах:
«Думают,
что я предубежден против спиритического
доказательства бессмертия, потому будто бы,
что моя философская система несовместима с
бессмертием и должна рушиться вместе с его
признанием. Это заблуждение.
Индивидуальная душа или индивидуальный дух,
по моим понятиям, представляют
относительно постоянную группу
бессознательных психических функций
абсолютного духа, направленных на тот
организм, в котором они находят выражение
своего совместного и последовательного
единства. Если бы можно было доказать, что
существенная часть этого индивидуального
организма, т.е. те элементы его формы,
которые являются носителями свойств его
характера, его памяти и сознания,
продолжают существовать в виде, способном
действовать даже и по распадении
вещественного тела, то неотразимым выводом
явилось бы для меня и допущение, что вместе
с тем продолжает существовать
индивидуальный дух, так как абсолютный дух
стал бы по-прежнему направлять
соответствующие бессознательные
психические функции на продолжающий
существовать организм. Наоборот, если бы
доказано было, что индивидуальный дух
продолжает существовать по смерти, то я из
этого заключил бы, что, несмотря на
разрушение тела, существенное в организме
продолжает существовать в образе, не
подлежащем чувственному восприятию, ибо
лишь при этом условии я могу представить
себе продолжающееся существование
индивидуального духа. Таким образом, если
бы было доказано, что непосредственно после
смерти индивидуальный
дух продолжает жить, то это не вызвало
бы даже изменения в принципах моей системы,
а только расширило бы область ее приложения
в известную сторону; другими словами - это
не затронуло бы метафизики
бессознательного, а только его
феноменологию2.
(См.
Послесловие Гартмана к «Спиритизму» в «Ps.
Studien», 1885,8.503-504.)
Спиритизм
с самого своего начала высказывал и
утверждал это sine qua поп условие для
продолжения существования -
индивидуального духа». Он именно всегда
исходил из того краеугольного положения,
что «те элементы организма, которые
являются носителями свойств его характера,
его памяти и сознания, продолжают
существовать в образе, способном
функционировать даже и по распадении
вещественного тела». Если таково
формальное условие a priori, предъявляемое
философией, то спиритизм имеет притязание,
что представил на него ответ а posteriori.
Великая заслуга его состоит именно в том,
что он доказал, что темные вопросы,
связанные с проблемою нашего бытия, могут
быть изучаемы путем экспериментальным. С
первых шагов своих он заявил, что
мистическая сторона этой проблемы во
всяком случае естественная и что все
явления, сюда относящиеся, суть явления естественные,
подлежащие своим законам. Поэтому
совершенно несправедливо со стороны г.
Гартмана обвинять спиритизм в том, что «рядом
с естественным родом причин он
устанавливает еще другой,
сверхъестественный, не выводимый из опыта»
(с. 147); что спиритизм «допускает особую
сферу существования, лежащую за пределами
природы»; что позади существующей природы
он допускает «скрывающийся, ожидающий нас
мир сверхъестественных индивидов» (с. 103).
Спиритизм
дает нам сырой материал, каков и тот, который
мы почерпаем в нашем ежедневном опыте. Дело
философии - подвергать его анализу, критике
и толкованию. Наблюдение явлений - дело
легкое, но для их объяснения потребны века -
даже для объяснения явлений физического
порядка. Факт нашего бытия, нашего сознания
остается по сие время тайной; надо
покориться - эта проблема никогда не будет
разрешена; следовательно, мы уже и здесь находимся
в «сверхъестественном»; но мы можем
расширить его пределы, проникнуть глубже в
его бездны. Одна форма сознания не
значит еще, чтоб эта форма была единственною
возможною; одна форма - та, которую мы
знаем, - не менее чудесна, чем другая, которой
мы не знаем.
Раз
спиритические факты будут признаны и
установлены во всей своей совокупности,
философия должна будет вывести из них
заключение не о существовании мира
сверхъестественного с индивидами
сверхъестественными, но о существовании
мира трансцендентных восприятий,
принадлежащих трансцендентной форме
сознания, и «спиритические» явления
окажутся только проявлением этой формы
сознания в условиях времени и пространства
мира феноменального. С точки зрения
монистической философии спиритизм как в
своих явлениях, так и в своей теории легко
допустим, более того, он представляется
даже необходимостью, ибо он дополняет,
завершает это все более и более
устанавливающееся мировоззрение, коему
недостает только одного - самого
существенного: понимания цели бытия вообще
и человеческого в особенности. Верховный
результат эволюции, столь же очевидный,
сколь для нас и понятный, - развитие высших
форм сознания - не обрывается внезапно и
бессмысленно, как раз в тот момент, когда
эта высшая цель достигается. Нельзя
допустить, чтобы дело эволюции
остановилось на результате, который, даже в
наших глазах, еще далеко не совершенен.
1 «Чепуха
все это», - сказал недавно великий Вундт («Гипнотизм
и внушение». Москва, 1893, с. 9).
2 Ср. «Бессознательное
с точки зрения физиологии и теории
наследственности» («Das Unbewusste vom Standpunkte der
Phisiologie und Desecndenztheorie»), 2-е изд., S. 293-304; 356-358; -
Философия бессознательного» («Philosophic des
Unbewussten»), 9-е изд., т. II, S. 362.