«Уатерфорд, Нью-Йорк, 27 марта 1853 года, Г. Бриттену. - М. г.! На сеансе, происходившем здесь в конце февраля, произошли явления, которые настолько относятся к возгоревшемуся спору о совершающихся теперь странных фактах, что краткое известие о них не будет безынтересно для ваших читателей.
    Присутствовало несколько медиумов в различных стадиях развития, и получалось много разнообразных явлений, преимущественно в форме одержания¹.
    В течение вечера г. Джон Проссер, житель Уатерфорда, подвергающийся этому одержанию в самой его совершенной форме, находился под влиянием духа, который заявил, что никто из присутствующих в комнате даже никогда о нем не слыхал, но что он почувствовал себя привлеченным к кружку. Он сказал, что ему было более ста лет, когда он покинул землю, что он служил солдатом во время революции и часто видал Вашингтона, о котором отзывался с глубоким уважением. Он советовал нам, как плод своего долгого опыта, жить собственным умом и брать для руководства великую книгу природы... Привожу буквально последние его слова:
    «Все, что я вам говорю, верно; если только захотите несколько потрудиться, то увидите, что все это именно так, как я вам говорю. Я жил в Пойнт-Плезанте, Нью-Джерсей, и если пожелаете, то можете в точности узнать, говорил ли вам правду дядя Джон Чамберлен».
    Он перестал говорить, и показались обыкновенные признаки наступающего в трансе другого влияния, причем один из присутствующих заметил: «Как жаль, что он не дал больших о себе подробностей; при данных условиях это послужило бы отличным доказательством самоличности». Вскоре стало ясно, что дедушка г. Проссера (медиума), который считался его духом-покровителем, овладел им. Окинув всех своим добродушным взглядом, он сказал, что так как многие желают, как он это видел, еще послушать старика, то последний на несколько минут вернется. После маленькой паузы г. Проссер весь преобразился в ту личность, которая перед тем говорила через него, и сказал:
    «Друзья мои, я не рассчитывал опять с вами беседовать, но я желаю сказать вам следующее как доказательство. Я умер в пятницу 15 января 1847 года и был отцом одиннадцати детей, и вот если захотите немного потрудиться, то увидите, что именно все это сущая правда. Моя речь - не ваша, но если вам любо слушать старика, то я приду опять. Прощайте, я должен идти».
    На следующий вечер был сеанс в другом доме, на котором присутствовали некоторые из членов вчерашнего кружка. Г. Проссер был единственным медиумом. Старый дядя Джон Чамберлен явился опять и повторил статистическую часть своего сообщения, причем оказалось, что накануне по ошибке было записано Плезант-Пойнт, вместо Пойнт-Плезант. Нашедши, что в штате Нью-Джерсей такая почтовая станция существует и что 15 января 1847 года действительно падает на пятницу, мы написали почтмейстеру и получили в ответ, что «старый дядя» сообщал о себе сведения совершенно верные. Мы посылаем вам выписки из полученных писем, которые засвидетельствуют истину всего сообщенного им о фактах его земной жизни.
    «Мы, нижеподписавшиеся, присутствовали при первом упомянутом сеансе и свидетельствуем о правильности его описания. Мы заявляем также, что мы никогда ничего не знали и не слыхали о Джоне Чамберлене или о каких-либо фактах, до его жизни или смерти относящихся; не знали также и о том, что в штате Нью-Джерсей есть местечко Пойнт-Плезант.

    Джон Проссер.         Э. Уотерс.
    Сара С. Проссер.      М-с Н.Д. Росс.
    Жюльет Е. Перкинс. Н.Ф. Уайт.
    А.А. Тюрбер.             Н.Д. Росс.
    Летти А. Бойс.          Ж. Г. Рейней.
    Альбер Кендрик.      М-с Ж.Г. Рейней».

    I. «Письмо к почтмейстеру Пойнт-Плезанта. - Трои, 28 февраля 1853 года. - М. г.! Будьте так любезны, известите меня, не умер ли в вашем городе несколько лет тому назад старик по имени Чамберлен. Если это так, потрудитесь сообщить мне, когда именно и каких лет он умер; также назовите мне кого-нибудь из его семейства, чтобы я мог с ним списаться.
    Преданный вам
    Э. Уотерс».

    II. «Ответ г. Э. Уотерсу. - Друг!²
    Я получил твое письмо от 28 числа, с просьбою сообщить сведения о Чамберлене. Могу сообщить их тебе в точности, ибо я был знаком с ним в течение пятидесяти лет и жил в соседстве. Он скончался 15 января 1847 года, ста четырех лет от роду. Он имел семерых детей, доживших до брачного возраста; трое из них померли, оставив детей. Он имел четырех дочерей, которые и теперь живы; три из них - мои соседки; старшая дочь, вдова семидесяти восьми лет; три замужем; одна из них живет в двадцати милях от меня. Так как они очень малограмотны, то они просят тебя переписываться через меня. С удовольствием сообщу тебе все, что могу.
    Преданный тебе
    Томас Кук.
    Пойнт-Плезант, 7 марта, 1853.
    P. S. Он служил солдатом во время революции, был на войне и получал маленькую пенсию.
    Томас Кук».

    III. «Любезный Бриттен! Получивши это письмо, я опять написал Куку и спросил о числе детей Чамберлена и получил ответ, что всего он имел их одиннадцать, но что двое умерли в детстве, а остальные девять дожили до преклонных лет.
    Преданный вам.
    Э. Уотерс».

    Издающийся в Бостоне с 1857 года еженедельный спиритический журнал «Banner of Light» составил себе специальность из подобного рода фактов. В каждом № есть страница, озаглавленная «Отдел сообщений», где печатаются разнообразнейшие сообщения, публично получаемые в кружке редакции, через уста ее медиума, миссис Конант, в состоянии транса. Эти сообщения, за редким исключением, исходят от личностей, медиуму и кружку совершенно неизвестных, но так как при них даются земные имена, фамилии и адреса умерших, с другими подробностями их частной жизни, то их проверка на месте весьма возможна. Так и делается. В «Banner» есть рубрика под заглавием «Проверка спиритических сообщений». Тут помещаются удостоверительные письма знакомых и родственников тех лиц, от имени которых получались сообщения. Недавно возникла в «Light» полемика о подлинности этих удостоверительных писем. Известный английский спиритуалист С.С. Массей, хотя и признает все значение подобных сообщений, могущих служить доказательством, что разумный источник оных находится вне кружка и медиума, но все-таки, по его мнению, эти письма желаемой цели не достигают, ибо из журнала вовсе не видно, чтобы были предпринимаемы какие-либо правильные и систематические меры для проверки сих удостоверений (см. «Light», 1886, р. 63, 172, 184).
    Издатель «Баннера» ответил на это в № от 26 февраля 1886 года следующее: «В первые годы издания «Баннера» все сообщения, получаемые через миссис Конант, до их опубликования тщательно проверялись нами - следовательно, мы как раз делали то, чего требует г. Массей. Мы писали к упомянутым в сообщениях лицам, жившим в отдаленных штатах, о которых, как нам было подлинно известно, наш медиум не имел ни малейшего понятия, и в девяти случаях из десяти мы получали самые удовлетворительные удостоверения. Это ободрило нас продолжать доброе дело. Следующие года мы редко, за неимением времени, наводили личные справки и заменили их постоянным воззванием о доставлении нам справок и удостоверений; с того времени мы напечатали их целые тысячи, стекавшиеся к нам со всех концов нашего отечества, а иногда и из чужих стран». Тут издатель рассказывает случай, как профессор Геннинг, геолог, сомневавшийся в истине подобных сообщений, явился в редакцию с требованием доказательств; и, все еще не доверяя им, захотел сам проверить это дело. Нашедши в одном номере сообщение какого-то шотландца к своей жене в Глазго, он заявил, что, отправляясь в Англию, нарочно поедет в Глазго, чтобы лично убедиться в этом факте, угрожая в противном случае изобличить всю эту наглую проделку. Несколько месяцев спустя он зашел опять в редакцию и передал о встрече своей с упомянутой вдовой и о полном подтверждении сообщения.
    В биографии миссис Конант, изданной г. Путнамом в Бостоне в 1873 году, находятся интересные подробности о начале печатания этих сообщений в «Баннере», причем все вышесказанное редактором подтверждается (с. 105). Затруднения возникли с той стороны, с какой их не ожидали, - со стороны родственников лиц, от имени коих шли сообщения; они усматривали в этом поношение памяти отшедших. Негодующий отец привлек даже «Баннер» к суду за бесчестие (с. 108-109). В конце книги помещено несколько случаев особенно замечательных подтверждений, напр, сообщения, Гарриеты Шельдон, которое было лично удостоверено ее мужем 10 лет спустя после его появления на страницах «Баннер» (с. 238-239).
    Мне кажется, что фабрикация ложных подтвердительных писем была бы раскрыта очень скоро: ведь наши враги не спят! Проверка же удостоверительных писем весьма проста: их сочинители дают свое имя и адрес, поэтому нет легче, как убедиться в их существовании личною справкою на месте или письмом. Случаи подобного рода рассеяны тут и там в спиритической литературе; один из них совсем кратко и без подробностей приведен мною в предшествующей рубрике, а настоящую закончу фактом, случившимся у медиума г. М.А., честность и искренность которого в спиритическом мире стоят вне всякого сомнения. В «Спиритуалисте» от 11 декабря 1874 года, с. 284, мы читаем следующее письмо г. М.А. к редактору:
    «Справка, затребованная из Америки.
    М. г.! Вы меня очень обяжете помещением нижеследующего письма, ибо я надеюсь, что некоторые из ваших американских читателей помогут мне убедиться в самоличности проявившегося.
    В августе 1874 года я находился вместе с др. Спиром в Шанклине, на острове Уайт³.
    На одном из наших сеансов получилось сообщение от имени некоего Авраама Флорентина, заявившего, что он участвовал в американской войне 1812 года и что он недавно перешел в тот мир, в Бруклине, в Америке, а именно 5 августа, имея от роду восемьдесят три года, один месяц и семнадцать дней. Способ, которым было дано сообщение, был весьма необыкновенный. Мы сидели втроем около тяжелого стола, который с трудом могли бы двинуть. Вместо обычных стуков, стол начал наклоняться. Так нетерпеливо было влияние, что стол приподымался уже за несколько букв вперед, весь дрожал в каком-то неописанном возбуждении и затем при требуемой букве ударялся об пол с неимоверной силой. И так продолжалось до конца сообщения... В числе многих подобных случаев, происходивших на наших сеансах, я не знаю ни одного, который не оказался бы совершенно верным; я имею поэтому основание надеяться, что и этот случай окажется таким же. Я был бы очень благодарен, если бы американские журналы перепечатали это сообщение и кто-либо помог мне проверить этот факт. В виде догадки я позволю себе высказать предположение, что Авраам Флорентин был хороший солдат, настоящий рубака, и радость его вследствие избавления от тела, удрученного болезнью, сказалась и теперь с обычной ему горячностью.»
    М.А. выразил ту же просьбу в частном письме к известному американскому спиритуалисту Сардженту (Epes Sargent), который и поместил публикацию об этом случае в «Banner of Light» от 12 декабря 1874 года, а в номере от 13 февраля 1875 года уже появился следующий отзыв:
    «Г. Редактор. В последнем номере «Banner» вы спрашиваете, слыхал ли кто об Аврааме Флорентине, солдате войны 1812 года. Находясь четырнадцать лет у принятия прошений от солдат 1812 года нью-йоркского штата, я имел в руках списки всех подававших прошение за службу в эту войну. В этих списках есть имя Авраама Флорентина из Бруклина; полное же сведение о его службе можете получить в канцелярии генерал-адъютанта нью-йоркского штата, по просьбе за № 11518, за войну 1812 года.
    Уильсон Миллар, приемщик прошений.
    Вашингтон, 13 декабря 1874 года.»
    В том же номере «Banner» помещена и справка, полученная от генерал-адъютанта. В ней значится:
    «М. г.! В ответ на письмо ваше от 22 января могу сообщить вам следующее сведение из записей этой канцелярии: Авраам Флорентин, рядовой солдат роты капитана Николя, первого полка нью-йоркской милиции, поступил охотником в Нью-Йорк 2 сентября 1814 года, служил три месяца и был уволен с правом на получение в награду сорока акров земли, по квитанции за № 63365.
    Франклин Тоунсенд, генерал-адъютант.
    Канцелярия генерал-адъютанта нью-йоркского штата, в Албани, 25-го января 1875 года».
    А в следующем номере «Banner» от 20 февраля появилось такое письмо:
    «Г. Редактор. Прочитавши в последнем номере о проверке сообщения от Авраама Флорентина, я просмотрел бруклинскую адресную книгу и там нашел это имя и адрес - Коштюцкая улица, 119. Я отправился туда; мне отворила дверь пожилая женщина, у которой я спросил: тут ли живет Авраам Флорентин. Ответ был: «Он жил здесь, но его нет более в живых».
    - Могу я спросить, вы не вдова ли его?
    - Так точно.
    - Не можете ли сказать мне, когда он скончался?
    - В прошлом августе.
    - Которого числа?
    - Пятого.
    - Каких лет он скончался?
    - Восьмидесяти трех.
    - Слишком?
    - Да, ему минуло восемьдесят три года 8 июня.
    - Бывал он на войне? -Да, в войне 1812 года.
    - Какого был он нрава - живого, самостоятельного или наоборот?
    - Он был нрава довольно горячего, любил делать по-своему.
    - Долго он хворал, страдал?
    - Он более году пролежал в постели и выстрадал немало.
    Я передаю вопросы и ответы слово в слово, как они были записаны мною на месте. После последнего ответа вдова Флорентин, которая казалась весьма почтенной женщиной лет шестидесяти пяти, спросила меня, почему я осведомляюсь о всем этом; тогда я прочитал ей статью в «Banner», относящуюся до ее мужа, которая и озадачила и заинтересовала ее, и мне пришлось ей многое пояснить, к немалому ее удивлению. Она подтвердила каждую строчку и просила меня доставить ей экземпляр этого номера.
    Евгений Кроуель, доктор медицины.
    Бруклин, 15 февраля 1875 года».

    М. А., перепечатывая этот случай в книге своей «Spirit-identity» (London, 1879), прибавляет: «Едва ли стоит упоминать, что ни имя Флорентина, ни относящиеся до него подробности никому из нас не были известны; да никому бы и не пришло в голову сообщить нам из Америки факты, не имеющие для нас никакого значения».
    Вот и русский случай, происшедший в 1887 году у г. Карцева в Тамбове. Прослышав о нем, я обратился к г. Нарцеву, которого я не имею удовольствия знать лично, с письмом, в котором просил его сообщить мне все подробности этого случая, на что он отозвался с величайшей любезностью. К счастью, в кружке г. Карцева велись протоколы сеансов, так что представилась возможность, при некоторой еще переписке, восстановить этот случай документально. Вышло, однако, так, что в печати он появился первоначально в «Трудах Лондонского Общества психич. исслед.» («Proceedings of the Society for psychical research». Part. XVI, p. 355), так как немецкий ответ мой Гартману был уже отпечатан, а г. Майерс как раз собирал в это время случаи подобного рода, я для него, собственно, и воссоздал его. Теперь он появляется наконец в своем настоящем русском виде, в следующих подлинных документах, хранящихся у меня.
    Появление Перелыгиной на другой день по смерти своей.
    I. Копия с протоколами сеанса, происходившего 18-го ноября 1887 года, в доме Нарцева (в г. Тамбове) па Инвалидной улице.
    Присутствовали: А.З. Слепцова, Н. П. Тулушев, А. П. Иванова, А. Н. Нарцев⁴.
    Сеанс начат в 10 ч вечера за круглым черным столом, поставленным среди комнаты, при свете ночника, стоявшего на камине; двери все были заперты. Цепь составили следующим образом: левая рука каждого лежала на правой руке соседа, а нога касалась чужой ноги, так что все время сеанса как руки, так и ноги были постоянно контролируемы. Сначала раздались резкие стуки в полу, затем перешли в стену и в потолок. После этого стуки сразу раздались в средине стола, сверху, как бы кто ударил кулаком, и настолько часто и сильно, что стол все время дрожал. Тогда один из присутствующих (Нарцев) спросил: «Можете ли вы разумно отвечать? Если да, то ответьте тремя стуками; если нет, то одним».
    Отв. (стуками). Да.
    Вопр. Желаете ли вы отвечать азбукой?
    Отв. Да.
    Вопр. Сложите свое имя.
    Произносится азбука. На известной букве три стука и т.д. •
    Отв. Анастасья Перелыгина.
    Вопр. Теперь скажите, пожалуйста, зачем вы явились и чего вы хотите?
    Отв. (складывается по азбуке). Несчастная я. Молитесь за меня. Вчера днем умерла в больнице. Третьего дня я спичками отравилась.
    Вопр. Расскажите о себе подробнее. Сколько вам было лет? Сколько лет, столько и стукните.
    Отв. (Раздается 17 стуков).
    Вопр. Чем вы были?
    Отв. Была горничной. Отравилась спичками.
    Вопр. Почему отравились?
    Отв. Не скажу. Больше ничего не скажу.
    Затем тяжелый стол, стоявший около стены, вне цепи, три раза быстро подвинулся к сеансирующим, но каждый раз был отброшен назад неизвестно кем. В стене раздались семь стуков (заранее условленный знак, что сеанс окончен), и в 11 ч 20 мин сеанс окончен.
    А.З. Слепцова.
    Н.П. Тулушев.
    А.Н. Нарцев.
    А.П. Иванова.
    С подлинным протоколом совершенно верно, что удостоверяю своею подписью. Алексей Нарцев.

    II. Заявление.
    Мы, нижеподписавшиеся, присутствовавшие на сеансе, происходившем 18 ноября 1887 года, в доме А.Н. Нарцева, сим свидетельствуем, что ничего не знали о существовании и смерти Анастасьи Перелыгиной и о имени ее услыхали в первый раз только на помянутом сеансе. Апреля 6 дня 1890 года, Тамбов.
    Н.П. Тулушев.
    А. Слепцова.
    Алексей Нарцев.
    А. Иванова.

    III. Письмо д-ра Н.П. Тулушева к А.Н. Аксакову.
    «М. г.!
    На сеансе, бывшем 18 ноября 1887 года у г. Нарцева, было получено стуками сообщение от имени Анастасьи Перелыгиной, просившей помолиться о ней и объяснившей, что она отравилась спичками и умерла 17 ноября. В первое время я не поверил этому, потому что мне, как тамбовскому городовому врачу, полиция дает немедленно знать о всех случаях самоубийства; но так как она объяснила, что смерть ее произошла в больнице, а в Тамбове эта больница богоугодных заведений в одно и то же время есть и городская и губернская земская больница и мне не подчинена, даже в подобных случаях сама приглашает полицию и судебных следователей, - то я и обратился с письмом к товарищу моему, доктору Зундблату, старшему ординатору этой больницы. Не упоминая ничего о случившемся, я только просил его уведомить меня, не было ли в больнице случая самоубийства в последние Дни, с кем именно и при каких обстоятельствах? Копия с его ответа (подлинник которого хранится при протоколах у г. Нарцева), засвидетельствованная им самим, г. Зундблатом, была уже доставлена вам.
    485
    С глубоким уважением имею честь быть Н. Тулушев.
    15 апреля 1890 года.
    Г. Тамбов, Семинарская ул., соб. дом.»

    IV. Копия с письма доктора Зундблата к доктору Тулушеву.
    «19 ноября 1887 года. Дорогой коллега Николай Петрович! 16-го числа я был дежурным и действительно в этот день поступили в больницу две больные, которые отравились фосфором. Первая - Вера Косович, 38 лет (кажется, жена чиновника), жившая в доме Богословской, в Теплой улице, была доставлена в больницу при отношении 3-й части, в 8 ч вечера, а вторая, служанка при доме умалишенных, Настасья Перелыгина, 17 лет, поступила в 10 ч вечера; последняя выпила, кроме настоя 10 коробочек спичек, еще полчашки керосина и была уже с самого начала плоха. Она умерла 17-го числа, в час дня, и была сегодня вскрыта судебно-медицинским порядком. Косович умерла вчера и на завтра назначено судебно-медицинское вскрытие ее трупа. Косович объяснила, что приняла фосфор в припадке тоски, а Перелыгина не высказала причины отравления. Вот все, что могу тебе сообщить об этом деле. Крепко жму твою руку.
    Твой Ф.Зундблат.
    Копия эта слово в слово списана с подлинника, что удостоверяем подписями.
    Алексей Нарцев. С подлинным верно: Врач Ф.И. Зундблат.»

    V. Письмо А.Н. Нарцева к А.Н. Аксакову от 4мая 1890 года.
    Желая выяснить, не могла ли г-жа Иванова, экономка Слепцовой, случайно зайти в больницу и там узнать о смерти Перелыгиной или услыхать об этом от кого-либо другого, я просил г. Нарцева разузнать все это и вместе с тем сообщить мне, как далеко находится больница от их дома и была ли Перелыгина грамотна, ибо меня удивляло, что от горничной могло получиться сообщение по азбуке. На это г. Нарцев ответил мне следующее:
    «В ответе на письмо ваше спешу сообщить вам, что экономка моей тетки не просто экономка в буквальном смысле этого слова, а скорее друг семейства, живущий с нами уже более пятнадцати лет и пользующийся полным нашим доверием. Она не могла до сеанса знать о факте самоотравления Перелыгиной, так как у нее нет ни знакомых, ни родных в Тамбове и она никогда не выходит из дому.
    Больница, в которой Перелыгина умерла, находится на противоположном конце города, в пяти верстах от моего дома. Д-р Зундблат сообщает мне, на основании протокола дознания, что Перелыгина умела читать и писать».
    В дополнение ко всему сказанному мне остается пояснить, что Перелыгина служила горничной в отделении умалишенных, находящемся в стенах той же больницы богоугодных заведений, куда и была доставлена накануне своей смерти.
    Какое возможно объяснение для подобных случаев, по теориям г. Гартмана? Нечего распространяться о том, что тут не может быть переноса мыслей на далекое расстояние, ибо существенное для того условие - «душевная связь» между двумя лицами, друг другу неизвестными, не может иметь места; остается опять ясновидение; но единственно возможное «чувственное посредство» для восприятия сенситивного ощущения, предполагаемое в присутствующем на сеансе лице, знавшем отшедшего, также не имеет места. Поэтому возможно прибегнуть только к чистому ясновидению; но всякий случай ясновидения обусловлен достаточными причинами, а во всех этих фактах существенное условие - «напряженный интерес воли» - как для установки в абсолюте телефонного соотношения между медиумом и живыми (т.е. друзьями отшедшего, а не с самим отшедшим, который равен нулю), так и для прямого соотношения медиума с «абсолютным знанием абсолютного духа» одинаково отсутствует.
    На самом деле, есть ли малейшая возможность допустить, чтобы медиум - возьмем для примера хоть случай с миссис Конант - в назначенный в неделе день и час, заняв свое место в редакции «Баннер», несколько минут спустя входил в соотношение с абсолютом и чтоб в результате через уста находящегося в бессознательном состоянии медиума получался целый ряд сообщений от отшедших? Не была ли бы это комедия, навязанная нами абсолюту? Ибо «абсолютное знание» должно же, по этой теории, знать, что эти отшедшие более не существуют, и роль, которую бы оно заставило разыграть медиума, была бы только жалкой ложью, несовместимой с понятием об абсолюте.
    Сверх того, сам г. Гартман взял на себя труд пояснить нам, насколько всякие толкования ясновидением здесь неприложимы:
    «Настоящее ясновидение, по-видимому, потому только не встречается у профессиональных медиумов, что они обыкновенно чужды присутствующим и не питают глубокого участия к ним, а потому здесь нет интереса воли, достаточного для того, чтобы установить достаточно глубокое общение. При тех передачах представлений, которые лежат в интересах медиума, достаточна индукция посредством колебаний мозга, так что здесь вовсе нет надобности в установлении того общения в абсолютном, о котором была речь; по отношению же к прошедшей и будущей судьбе участников сеанса или их друзей и родных может еще тем менее пробуждаться интерес, достаточно глубокий для того, чтобы бессознательная воля принуждена была черпать из абсолютного знания, коренящегося в абсолютной основе. То, что спириты считают ясновидением в своих медиумах, не есть таковое; настоящего ясновидения, представляющего наиболее нежный, хотя и болезненный цветок бессознательной духовной жизни человечества, спириты не находят в своих медиумах, слишком ремесленно занимающихся своим делом» (с. 103-104).
    Итак, ясно, что, с точки зрения Гартмана, ни передача мыслей на далеком расстоянии, ни ясновидение не могут объяснить фактов этой рубрики, но, тем не менее, они существуют и, следовательно, должны иметь объяснение. И они как раз этими обеими гипотезами и объясняются, если только их рассматривать не с метафизической и не с сверхъестественной точки зрения, а с естественной, человеческой. Ибо что такое, в самом деле, передача мыслей на расстоянии? Это обмен сознательных или бессознательных впечатлений между двумя центрами психической деятельности. При обыкновенных опытах передачи мыслей магнетическим, гипнотическим или иным путем мы знаем, из какого центра психической деятельности исходит внушение. При медиумических опытах, когда получается сообщение факта, который известен нам лично или одному из участников, мы имеем право приписать это сообщение бессознательному обмену впечатлений между психическими деятельностями присутствующих лиц. Но когда идет речь о сообщении факта, присутствующим неизвестного, то, естественно, мы должны приписать его кому-нибудь отсутствующему, знающему этот факт; здесь необходимо симпатическое соотношение; когда же такового между живыми не существует, а только между живым и отшедшим, и когда притом этот отшедший имеет интерес сообщить живому данный факт - и к тому же факт, известный ему одному, - разве не естественно и логично сообщение этого факта приписать той индивидуальности, которая себя таковою заявляет? Здесь процесс передачи мыслей совершается непосредственно, естественным путем, не прибегая к сверхъестественному, к телефонному соединению с абсолютом.
    Ясновидение подтверждает этот способ объяснения еще лучше. Что такое ясновидение, по мнению г. Гартмана? Это - «восприятие действительных объективных явлений без посредства органа чувств» (с. 93). Так, напр., ясновидящий видит на большом расстоянии пожар, смертный случай и т.п.; это - объективные явления, которые и воспринимаются как таковые; но когда этот самый ясновидящий видит «духа», то это уже не что иное, как «субъективное явление». Тут уже нет более ясновидения! К чему же было говорить, что «содержание сомнамбулического сознания» имеет источником и «действительное ясновидение»? (с. 74). Лучше было бы об этом умолчать!.. И далее: «Индивидуальной душе принадлежит способность абсолютного знания... помощь извне какого бы то ни было посредника становится не нужной, и менее всего нужна помощь духов отшедших» (с. 98). Вот медиум в трансе, через уста которого проявляется отшедший, всем присутствующим неизвестный, но известный тем, коих сам отшедший называет и кои подтверждают верность всех подробностей, сообщенных им о себе самом, о своей частной и общественной жизни. Это опять ясновидение. Его имя, фамилия, все эти подробности почерпнуты «из абсолютного знания абсолютного духа»; только факт его неземного бытия - ложь! Здесь абсолютное знание уже не достоверно, уже не абсолютно. Таким образом, это ясновидение участвует в нашем сомнамбулическом сознании не больше и не иначе, чем нам это угодно допустить.
    Разве не гораздо разумнее для этих исключительных случаев принять психический центр деятельности, вне медиума находящийся? Раз таинственный факт индивидуации нам дан, восприятие сенситивом впечатления, исходящего от живого, хотя бы и вдали находящегося индивидуума, не менее чудесно, чем восприятие, исходящее от так называемого умершего индивидуума, доказывающего самым фактом внушенного впечатления, что он не умер; сенситив может даже видеть и чувствовать присутствие подобного индивидуума, не будучи ясновидящим в силу абсолюта; раз центр этой неземной деятельности дан, сенситив подвергнется всем его воздействиям, подобно тому как он подвергается воздействиям, исходящим из центра деятельности земной, как мы это видим в опытах магнетических и гипнотических; это будет только расширением вида и степени психического воздействия между данными центрами сознания, без призвания на помощь метафизики и абсолюта. Что подобные центры деятельности не суть только воображаемые, это видно не только из данных через фотографию доказательств, но также из способа проявления их деятельности, который никак нельзя назвать психическим и который никакого отношения к ясновидению не имеет. Возьмем случай Авраама Флорентина: медиум находился во время этого явления в трансе; не через уста его и не через посредство рук его проявляется эта разумная сила, но посредством движений стола, необычайно энергичных, - способ проявления для медиума совершенно необыкновенный; итак, движениями стола и его стуками выразился бы здесь этот приступ ясновидения! Неразрешимое для какой бы то ни было логики отношение причины и действия! Еще менее разрешимое для теории, которая допускает ясновидение только под формою галлюцинаторною. Мы приходим теперь к рубрике фактов, которые служат звеном между психическими и физическими проявлениями той же действующей причины; таких фактов, где необходимость признания этой причины за самостоятельный центр деятельности, вне медиума находящийся, или, по выражению г. Гартмана, за причину трансцендентальную, становится очевидною.

¹ Теперь принято это называть трансом.
² По этому обращению видно, что Кук был квакер. - А.А.
³ На южном берегу Англии. - А.А.
⁴ Александра Захаровна Слепцова - землевладелица Кирсановского уезда, тетка г. Нарцева, живущая в его доме; Николай Петрович Тулушев - городской врач; А.П. Иванова - экономка г-жи Слепцовой; Алексей Николаевич Нарцев - землевладелец Кирсановского уезда.