Обычное появление двойника Эмили Саже
    «В 1845 году в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара, существовало (да существует и теперь еще) воспитательное заведение для благородных девиц под именем пансиона Нейвельке, пользовавшееся самой лучшей репутацией. Директором его был тогда некто Бух.
    В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большею частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии, и между ними тринадцатилетняя дочь барона фон Гульденштуббе, Юлия.
    В то же время в пансионе была классная дама, девица Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и густыми светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была покойного ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у нее вообще было хорошее: в полуторагодовое пребывание свое в пансионе она хворала всего только два раза, и то несерьезно. Пансионское начальство во все время ее пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.
    Несколько недель спустя по приезде Эмилии Саже странные слухи начали распространяться между воспитанницами. Когда случалось кому-либо, отыскивая ее, спрашивать, не знает ли кто, где она, некоторые девицы отвечали, что видели ее в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого быть не может, что ее сейчас встретили на лестнице или в каком-то отдаленном коридоре. Вначале, естественно, предполагали тут какую-либо ошибку, но как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собою, что это очень странно, и обратились с своим недоумением к другой воспитательнице, которая, быть может, действительно не зная, как объяснить это, ответила им, что все это вздор и фантазии, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.
    Но вскоре стали происходить вещи, гораздо более странные, никак уже не объяснимые фантазией или ошибкой. Однажды Эмилия, давая урок в классе тринадцатилеток, к которому принадлежала и баронесса Гульденштуббе, что-то объясняя, писала на большой деревянной доске мелом, а ученицы внимательно следили за нею и вдруг, к великому своему ужасу, увидали двух Эмилий Саже, стоящих одна возле другой; из них одна с мелом в руке действительно писала, а другая только подражала ее движениям.
    Случай этот взволновал все заведение. Было, несомненно, дознано, что каждая из бывших в классе учениц видела вторую фигуру и описывала ее и ее движения совершенно так же, как и все остальные.
    Вскоре после того одна из воспитанниц, Антонина Врангель, получив позволение отправиться вместе с несколькими подругами на сельский праздник по соседству, доканчивала свой туалет, а Эмилия, всегда добрая и услужливая, помогала ей застегнуть назади платье. Обернувшись, Антонина случайно взглянула в зеркало и увидала там двух Саже, застегивавших ее платье. От неожиданности девочка упала в обморок.
    Прошло несколько месяцев, а странные явления не прекращались. Иногда во время обеда двойник показывался стоящим за стулом своего оригинала, повторяя все его движения, только не имея ни ножа, ни вилки в руках. Раздваивалась одна фигура; видели ее как все сидевшие за столом, так и прислуга.
    Однако двойник не всегда повторял движения своего оригинала. Бывало и так, что Эмилия вставала со стула, а призрак показывался сидящим на ее месте. Однажды Эмилия лежала с головною болью в постели, а Антонина Врангель, сидя возле, читала ей вслух и заметила, что больная вдруг сильно побледнела, осунулась, точно собиралась лишиться чувств. Испуганная девочка спросила, не хуже ли ей, но воспитательница ответила слабым, едва слышным голосом, что она чувствует себя все так же. Несколько секунд спустя Антонина, взглянув вокруг себя, увидала фигуру Эмилии, ходившую взад и вперед по комнате. На этот раз девочка настолько совладала с собой, что ничем не выдала своего испуга и даже не сказала больной ни одного слова о виденном, а вскоре сошла вниз, где обратила на себя общее внимание подруг своим побледневшим личиком, и тут только все им рассказала.
    Самый же замечательный случай вполне самостоятельного действия обеих фигур происходил следующим образом.
    Однажды все воспитанницы, в числе сорока двух, были собраны в одной комнате за классом рукоделия; сидели они в большой зале первого этажа, с четырьмя огромными окнами или, скорее, зеркальными дверями, выходившими в довольно обширный сад. Посреди комнаты стоял длинный стол, около которого сидели пансионерки всех классов, занятые различными работами, и с этого места отлично могли видеть все, что происходит в саду. В этот раз многие из них отлично видели в окна, как Эмилия Саже, стоя около цветочной клумбы поблизости от дома, окапывала небольшой лопатой цветы, до которых она была большая охотница. В конце стола, на хозяйском месте, в большом кожаном кресле сидела другая классная дама, наблюдавшая за воспитанницами. Вскоре она встала и вышла из комнаты, оставив кресло незанятым, но не надолго; вдруг на нем появилась фигура Саже. Пансионерки посмотрели в сад и увидали там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно сонная или больная. Опять .посмотрели они в кресло и увидели ее, неподвижно в нем сидевшую, но на вид настолько реальную, что, не будь она в то же время у них на глазах в саду и не появись она в кресле вдруг, не пройдя предварительно через комнату, они были бы убеждены, что это действительно она сама. Теперь же, будучи уверены, что это не она, и несколько привыкшие уже к странному явлению, две самые храбрые между пансионерками решились подойти и дотронуться до фигуры и тут же заявили, что ощущают некоторое сопротивление, как бы от прикосновения к кисее или крепу. Затем одна из двух, проходя совсем близко к креслу, задела фигуру, т.е. прошла сквозь некоторую ее часть. Но видение не исчезло, а продолжало еще сидеть на том же месте, и наконец постепенно как бы испарилось. Тогда молодые девушки заметили, что по исчезновении его к Саже вернулась ее обычная живость и энергия. Все сорок две пансионерки видели ту же фигуру и совершенно одинаковым образом.
    Впоследствии некоторые из них спросили Эмилию, не ощущала ли она в то время чего либо особенного. Она ответила, что помнит лишь одно, как, увидав, что воспитательница вышла, она подумала, что лучше было бы той не уходить; девочки, наверно, перестанут работать в ее отсутствие и еще наделают каких-нибудь шалостей.
    Эти странные явления продолжались с различными изменениями во все время пребывания Эмилии Саже в Нейвельке, т.е. около полутора лет, с перерывами на неделю, а иногда и на несколько недель. Происходили они чаще всего в то время, когда она была чем-нибудь особенно занята, на чем-нибудь сосредоточена. Было вообще замечено, что чем живее, материальное являлся двойник, тем слабее и неподвижнее становилось живое лицо, а по мере постепенного исчезновения двойника к Эмилии возвращались ее нормальные силы.
    По собственному опыту она не имела никакого понятия о своем двойнике, услыхала о нем в первый раз от других, а теперь догадывалась о его появлении по взглядам присутствующих; сама она никогда не видела его и сознательно не ощущала овладевающей ее слабости при его появлении.
    В те восемнадцать месяцев, когда баронесса Юлия Гульденштуббе, сообщившая мне этот случай со всеми его подробностями, имела возможность лично наблюдать явление, она никогда не видала и не слыхала от других, чтобы оно происходило на большом расстоянии от своего оригинала, напр, на расстоянии нескольких миль. Иногда двойник являлся в некотором отдалении во время их прогулок, но большею частью только внутри дома. Вся прислуга без исключения видела его, стало быть явление было доступно всем при нем присутствующим.
    Понятно, что такое странное явление, продолжавшееся целых восемнадцать месяцев, не могло не вредить заведению. Узнав об этом странном факте и убедившись, что это не басня и не фантазия и что от этого терпит здоровье воспитанниц со слабыми нервами, большинство родителей сочло необходимым взять из пансиона своих дочерей; после вакаций многие из них не вернулись. И когда наконец из сорока двух воспитанниц осталось всего двенадцать, как ни тяжело было пансионскому начальству расстаться с личностью вполне невинною, а только несчастною, всегда заслуживавшею полного его уважения и доверия, оно увидало себя, однако, в необходимости отказать Эмилии Саже от места.
    Бедная девушка была в отчаянии. «В девятнадцатый раз! - воскликнула она в присутствии Юлии фон Гульденштуббе вскоре после полученного ею отказа. - Это слишком тяжело»! И когда у нее спросили, что означают эти слова, она неохотно объяснила, что ранее пансиона Нейвельке, она перебывала в восемнадцати школах, начав свое воспитательное поприще с шестнадцати лет; и отовсюду ее изгоняла ее несчастная способность, хотя во всем прочем ею всегда бывали довольны и давали ей наилучшие аттестаты. И все-таки ей приходилось вскоре искать себе новое место как можно дальше от прежнего.
    Оставив Нейвельке, она некоторое время прожила по соседству вместе со своей невесткой, у которой были маленькие дети, и там преследовало ее то же явление. Баронесса Юлия, ездившая повидаться с нею, узнала, что трех- и четырехлетние дети все знали о двойнике и рассказывали, что видели двух тетей Эмилий.
    Впоследствии Эмилия Саже уехала внутрь России и баронесса Гульденштуббе потеряла ее из виду.
    Я получил все эти подробности от самой баронессы Гульденштуббе, любезно давшей мне позволение опубликовать их с обозначением имен, места и времени. Она оставалась в Нейвельке пансионеркой все время, покуда Эмилия Саже исполняла там обязанности классной дамы, стало быть, имела полную возможность наблюдать явление во всех его особенностях».
    Мы видим из этого случая, что двойник Эмилии Саже имел, как показывает пансионерка, решившаяся до него дотронуться, даже и некоторую плотность. Есть полное основание предполагать, что фотография доказала бы реальную объективность этого раздвоения. Я уже упомянул в первой главе о бывших трех случаях фотографирования двойников. Последний из трех, сообщенный г. Глендиннингом, неожиданно получает разъяснение в случае Эмилии Саже. Г. Глендиннинг говорит: «Однажды получили мы портрет медиума в той позе, в которой он был минут десять перед выставкой пластинки, когда он находился на полпути между камерой и фоном»; далее, когда за разъяснением обратились к планшетке, получился такой ответ: «Медиум оставил свой след на своем месте, и если б тут был ясновидящий, то он увидал бы его на этом стуле». И что же мы читаем про Эмилию Саже? «Случалось так, что, когда она вставала с своего стула, образ ее видели еще сидящим». Замечательное совпадение! Эти две строчки дают ключ для понимания другого случая фотографирования двойника, сообщаемого г. Пьераром в его «Revue Spiritualiste» 1864 года, р. 84. Г. Курцио Паулуччи, фотограф из Киавари, возле Генуи, снимал однажды группу из трех персон; когда пластинка была проявлена, позади группы появилась четвертая фигура - двойник помощника фотографа, который за несколько минут до открытия объектива находился позади группы, усаживая ее в надлежащую позу. Г. Гвидо, инженер, приятель г. Паулуччи, сообщая об этом факте г. Пьерару, рассказывает и обо всех химических манипуляциях, посредством которых он убедился, что изображение фигуры находилось действительно на коллодиуме, а не на стекле по недосмотру.
    Как дополнение к первой рубрике я могу привести здесь следующий случай, где сообщение, полученное от живого, сопровождалось и появлением его образа. Вот факт, напечатанный в «Human Nature» 1867 года, р. 510, где г. Балдвин из Бирмингема рассказывает о появлениях своего собственного двойника:
    «Недели две тому назад, когда мисс Тейлор сидела у себя дома за чайным столом с теткой и двоюродным братом, она сказала им, что видит совершенно ясно г. Балдвина, стоящего у одного из углов стола, за которым они сидели. На этот раз никаких признаков разумности со стороны двойника, за исключением улыбки, заметно не было. Но несколько дней спустя, когда те же лица собрались для сеанса, мисс Тейлор опять сказала, что видит г. Балдвина, причем кузина ее, мисс Кросс, попросила его представить доказательство своей самоличности. Он тотчас же подошел к столу, овладел рукою мисс Тейлор (пишущего медиума) и расписался полным именем; тогда мисс Кросс потребовала другого доказательства и сказала, что если это он, то пусть напишет, о чем он ее недавно просил, - пусть повторит последние слова, сказанные им накануне. И тотчас же это было написано слово в слово». - Для некоторых добавочных подробностей см. статью того же Балдвина в «Human Nature» 1868 года, р. 151.
    Факты прямого экспериментирования в этом направлении не многочисленны, но они существуют. Так, г. Кольман сообщает, что дочь судьи Эдмондса, мисс Лаура, «могла иногда по своему желанию проецировать дух свой и являться в образе, передавая сообщения людям, к которым она чувствовала симпатию». А мисс Мэпс, дочь профессора Мэпса, с своей стороны подтвердила г. Кольману, «что ее приятельница, мисс Эдмондс, являлась ей и передавала сообщения, хотя телесно они жили на расстоянии двадцати миль друг от друга». Г. Кольман передает еще другой случай этого рода (см. его сочинение «Spiritualism in America», p. 4 и «Spiritualist» 1873 года, p. 470 - см. также «Ps. St.» 1877 года, S, 193-200).
    Более современные случаи экспериментирования упоминаются в «Прижизненных призраках», т. I. с. 103-109-т. II, с. 671-676.
    Ссылаюсь еще на главу: «Маяви Рупа» в сочинении Дюпреля «Монистическое учение о душе» 1888 года и вообще на все главы этого сочинения, посвященного философскому исследованию явления двойников.
    В биографиях медиумов мы находим многочисленные примеры появления их двойников (напр., в биографии миссис Конант, с. 112), и это, естественно, приводит нас к следующей рубрике.

¹ «Phantasms of the living». Сокращенный перевод этого труда под заглавием «Прижизненные призраки и другие телепатические явления», под редакцией и с предисловием Влад. Соловьева, издан мною в 1893 году.