ВСТУПЛЕНИЕ

    Появление сочинения Э. ф. Гартмана о спиритизме было приветствовано мною с искренним удовольствием. Моим давнишним желанием было, чтобы кто-нибудь из передовых мыслителей, не из спиритического лагеря, занялся этим вопросом основательно, с глубоким знанием всех относящихся до него фактов, и подверг его строгому обсуждению, не с точки зрения современной культуры или какого религиозного учения, но единственно с точки зрения логической, философской, и, если б спиритическая гипотеза оказалась не выдерживающей критики, то чтоб указал, на достаточных основаниях, почему именно, а взамен ее предложил бы другую гипотезу более логическую, более соответствующую требованиям современной науки. Сочинение Гартмана представляет в этом отношении мастерское произведение, имеющее для спиритизма существенное значение; я приветствовал появление его как «событие в спиритическом мире», и назвал это сочинение «школой для спиритизма», в которой приверженцы его легко увидят, как и чему надо учиться в этой области - с какой тщательностью должны быть произведены их наблюдения и с какой осторожностью должны быть сделаны их выводы, чтобы они могли устоять под напором современной научной критики («Ребус», 1885, с. 375-376). Я тотчас же предложил редакции «Ребуса» поместить у себя перевод этого сочинения, подобно тому как сделала это редакция английского журнала «Light», и осуществлению этого предложения было немедленно приступлено с помощью профессора Бутлерова, который даже взял на себя труд диктовать перевод стенографу¹.
    Мы можем теперь надеяться, что с помощью такого мыслителя, как Э. ф. Гартман, - и мы имеем право предполагать, что он нам в ней не откажет, - этот темный вопрос, высокое значение которого для науки о человеке уже достаточно проглядывает, получит наконец ту оценку и то освещение, которых ему недоставало, и, подобно ныне вопросу о гипнотизме, будет поставлен на очередь.
    Цель всей моей деятельности в Германии, которую мы привыкли считать передовою в вопросах философских, состояла именно в том, чтобы обратить на этот вопрос беспристрастное внимание ее мыслителей; имелась надежда получить с их стороны поддержку и необходимые указания для рациональной разработки предмета. Германия представляла для меня ту свободную почву для обсуждения подобного умственного новшества, которой я не находил у себя дома, особенно двадцать лет тому назад. Способ моих действий состоял в том, что я печатал в немецком переводе лучшие материалы, которые я находил по этому вопросу в английской литературе, а с 1874 года стал издавать в Лейпциге ежемесячный журнал («Psychische Studien») для сообщения и обсуждения текущих новостей. Усилия мои были встречены жестокой оппозицией - Германия ничего и слышать не хотела о таком непотребном вопросе, несмотря на то что некоторые известные немецкие писатели (Emmanuel Fichte, Franz Hoffman, Maximilian Perty и др.) отнеслись к моей деятельности весьма сочувственно и оказали мне возможное с их стороны содействие и словом, и делом - статьями в моем журнале. Только с появлением Цольнера на этом же поприще дело приняло иной оборот. Материал живого, наглядного факта, который я готовил для нашей научной комиссии, в лице Слэда и который остался без пользы для нее, ибо она сама прекратила свое существование, принес эту пользу для Германии. Когда Цольнер, после успеха своих первых опытов со Слэдом, пожелал ближе познакомиться с предметом, он нашел в моих изданиях весь необходимый материал, и он не раз выражал мне по этому поводу свою благодарность. Признание Цольнером реальности медиумических явлений произвело в Германии огромную сенсацию. Вскоре затем появились сочинения Гелленбаха², в лице которого мы видим в Германии первого самостоятельного философа-исследователя этих явлений К нему присоединился недавно и другой видный мыслитель - Карл Дюпрель, которого философия астрономии привела к философии мистики. Вообще, со времени Цольнера, спиритический вопрос в Германии породил целую литературу.
    Между тем публичные опыты Ганзена совершили переворот в области животного магнетизма; после столетнего игнорирования и осмеяния явления, принадлежащие к этой области, сделались достоянием науки; признанные ныне, во всей их реальности чудеса гипнотизма прокладывают путь к признанию чудес медиумизма, и, быть может, совпадению этих обстоятельств мы и обязаны появлением книги Гартмана, который на фактах умственного внушения вообще и внушения галлюцинаций в особенности и основал главным образом всю систему своих толкований.
    Моя подготовительная работа пригодилась и тут, ибо только в моих немецких изданиях Гартман и почерпнул те факты, которые послужили ему для формулирования своего суждения о спиритизме, и он даже делает мне честь рекомендовать мой журнал для обстоятельного знакомства с предметом. И когда Гартман начинает свое сочинение с того, что заявляет о необходимости научного исследования медиумических явлений и прямо требует от правительства, чтобы оно назначило для сей цели научную комиссию, - я могу считать цель моей деятельности в Германии достаточно достигнутою, ибо имею основание надеяться, что после слова, сказанного столь веским голосом в пользу признания необходимости подобного исследования, медиумический вопрос в Германии пойдет своим путем безостановочно; мне же пора отойти в сторону - продолжать свою посильную работу в отечестве.
    Но, прежде чем мне удалиться, я полагаю, будет не лишним представить те данные и те соображения, которые не позволяют мне всецело согласиться с толкованиями и заключениями г. Гартмана, которые не только для Германии, но и для всех интересующихся философскими вопросами должны иметь особенное значение. И к этому меня побуждает совсем не то обстоятельство, что Гартман высказался совершенно против спиритической гипотезы, так как я в настоящее время, считаю вопрос о теории, о толковании, второстепенным и с точки зрения строго научной преждевременным. Сам Гартман признает это, говоря: «Имеющийся налицо материал для сих пор решительно недостаточен, чтобы считать вопрос созревшим для обсуждения» («Спиритизм», рус. пер., с. 18). Моей постоянной программой были факты прежде всего - их признание, развитие и изучение как таковых в их бесконечном разнообразии. Им суждено будет пережить, я полагаю, еще много гипотез, прежде чем какая-нибудь из них перейдет в общепризнанную положительную истину, но факты, твердо установленные, останутся навсегда. Уже двадцать три года тому назад в первом моем спиритическом издании я говорил: «Теория и факты - две разные вещи, и недостатки первой никогда не уничтожат силы и достоинства последних». То же самое я высказал в предисловии к моему русскому изданию опытов Крукса: «Спиритические факты не надо смешивать со спиритическими теориями или учениями. Первые устоят, вторые могут исчезнуть, измениться» (с. 4). А в предисловии моем к немецкому изданию Крукса я прибавляю: «Изучение этого вопроса, когда оно поступит наконец в руки науки, будет иметь, смотря по добытым результатам, несколько актов.
    Акт первый - признание реальности медиумических явлений.
    Акт второй - признание проявления в них неизвестной силы.
    Акт третий - признание проявления в них неизвестной разумной силы.
    Акт четвертый - расследование источника этой силы; находится ли она внутри или вне человека - субъективна а или объективна? Этот акт будет experimentum crucis роса, - науке придется произвести один из торжественнейших вердиктов, который когда-либо выпадал на полю. Если он будет утвердительным в последнем смысле, тогда наступит
    пятый акт - огромный переворот в области науки о человеке.
    Где мы находимся? Можем ли мы сказать, что мы уже при четвертом действии? Я думаю, что нет, что мы все еще присутствуем при прологе первого акта, ибо даже вопрос о признании фактов не находится в руках науки; она еще не хочет знать их, как не хотела знать и фактов животного магнетизма. Поэтому мы еще далеки от истинной теории, а Германия в особенности, так как развитие фактической стороны вопроса так слабо в ней, что ей вовсе недостает поприща для экспериментального исследования. Все факты выдающегося порядка, на которых Гартман строит свою аргументацию, добыты вне Германии; сам Гартман не имел случая наблюдать их, и хотя он считал для себя достаточным опираться на свидетельства других, но никто не будет отрицать, что личный опыт в этом предмете имеет существенное значение.
    Вся его критика основана на условном допущении реальности принимаемых в спиритизме фактов, за исключением материализации; хотя уже и это произвольное исключение, которое не может оставаться без возражения, но и кроме материализации есть множество фактов, которые или остались Гартману неизвестными, или пройдены им молчанием, или частности которых были им недостаточно оценены. Эти упущения имели существенное влияние на правильность тех заключений, к которым он пришел. Считаю своим долгом на все это указать. Вместе с этим я воспользуюсь случаем, чтобы изложить и мои собственные взгляды на этот предмет, сложившиеся после долголетнего его изучения и до сего времени нигде мною в печати не высказанные.

¹ Перевод этот вышел потом отдельной книжкой под заглавием: "Спиритизм Э. ф. Гартмана".
2 Из них изданы мною на русском: «Индивидуализм в свете биологии и современной философии» и «Человек, его сущность и значение с точки зрения индивидуализма».