***
   
    Род идет для спасения. Того, кому род передал свой кокон, кокон несет все о том, что надо, чтобы свершилось в жизни того человека. Кокону подвластно истаять и прийти к форме другого. Вихрь унесет информацию и оставит другую, но, главное, он принесет ему энергию для роста и постепенного приобретения новой формы. У кристалла есть водная форма и водный разум. А кто не имеет кристалла, еще его не смогут иметь. Полная форма есть роза, на которой нет шипов и нет рук. Кто смеет назвать себя знающим, тот знает, какому кристаллу он отнесен будет. На род я ставлю, к какому кристаллу его привязать. Для самого сильного - роза. Я на весь род ставлю родовые метки кристалла по имени жеоид, арагонит для имени сфер и метал для пленников. Метка металл для воинов и адептов религии Мохаммеда, а специальный астрал дает кустовые кварцу наросты.
    Потому сам я назначаю, кому какой формой быть. Люди так называют те формы, но на небе они по-другому звенят. Собери свой кристалл, со всеми гранями его, собери и признай, где изьян, где нет плоскости и нет грани, осевая симметрия нарушена, либо резьба не вставлена. Должно быть ровному и правильному кристаллу, и кристаллу таким быть. Догадались немногие, на кого я поставил, что форму кристалла имеют те, кто до лучшего своего по праву знания пришли, у кристалла в сфере содержится куб, который ее пронизывает. Такой вид принят для Млечного Пути. И на Млечном Пути вы все такие. Говорю, на Млечном Пути вы все такие.
    Зажигаю я свет и направляю лучи, и в темени принимаете. Свет тот никому не направлю, кто не был бы избран мною для жизни земной и для счастья земного. По пути к вам собираю я нити вашего рода и опутываю, чтобы знал человек кем ему быть, и с каким товаром он идет. На Земле нет поля, которым бы кокон развивался. Только на небе есть. И кокон развивается, и поле меняется, и становится прозрачным, и в спину впивается. И род заканчивает влияние свое и правила свои, когда у человека возникает вихрь, который ему и есть доля. На какой чакре встал тот вихрь, с какого он дает уровня и на какой отдает, и есть мой крупный вклад. Спорить с этим не надо. Того, кто знает, я не спрашиваю. Того кто не знает, не увещеваю. Того кто наперекор идет, не противлю. За именем моим говорю, что так устроен человек. Кокон переходит в вихрь, а вихрь переходит в кристалл.
    Длинный путь не с каждым случается, и не каждый вспоминает, но именно дни которых подходят к концу земного пути, роды которых сами себя преподносят для служения моего, тем я вихри устанавливаю и разгоняю, и направляю. А кристалл - тот у кого какой рождается. Кристаллу нет равных ни на земле, ни на небе. Тому и пыль состоит из кристалла, и рождает новые земли, и населяет их новым племенем, чтобы собрать с нее новую жатву и перенести в новые пространства. И так есть, и так будет. Говорю, так есть и так будет. То, что не признаешь ты, того не виню, не колдую и не настаиваю. Доля каждого - принять либо укрепиться, либо на свет выйти, либо поглощением черным уже не вернуться. Для праведного пути я не меняю, и силу не отбираю, и годов ему не считаю. Тому как разные годы разному я начисляю - год прото и год палео, год ино и год триплета. А с чем я свет делю, только мне ведомо.
    На горы направляю и свет, и разум, и с гор собираю. Кто ждет меня, в горы уходят. Кто про это сам узнал, и в горы уходят, кто с малости мне посвящен стал. Горой особой называю я гору Меру. На том месте, где гора Меру была, стоит новый дом и называется он Джомолунгма. За один год гора та выросла. Ходит к ней му. В моем пределе называется гора та - Джомолунгма. Только с места ее тоже не сдвигаю, потому что Меру есть мой дом, и на нем я жду святых своих. На гору Джомолунгма идут гости. Не принимаю я больше никого, того что не видят меня, а я рядом стою. Длинный путь на гору мою, а в гости никто ко мне не приходит без на то милости моей.
    Святые и праведные потеряться не могут. Откуда они, счета не веду, а только сами они приходят, и у дверей их встречаю. За тысячу лет - только за день один - я семерых принял. Только семерых, которых таки простил. Звание им Рерих, и длинный год у него будет, и пастырь ходит по имени Ванга, и по имени Хле, и зовется Мусса, и зовется Долж. А последний зовется Россет. И лживый год прошел. На седьмого я дверь оставил, кого позову. С мира придет он. К нему я последнему свою дверь держу открытой. Наконец на престол сяду и ждать другого дня буду, тому как всех святых за этот день я принял. Мне сказывают, что на гору Меру поднимется святой и лучезарный. А скажу я, что мной выбран, кто достоин. И не своей дорогой, а приказом идет он с Меру на прото.
    А палео на гостя и на священников, тому как священникам я места имею. На главном роду им сказано: давать священников в дом мой и поставлять сюда на служение. К ним я привык, они у меня часто появляются. Но числю я только ламу богдыханом - ламу Джо, ламу Го и ламу Зи. Говорю, не всех, но трех лам числю в своей стране. Красивые горы и простые веды.
    А про имя свое говорить не стану. Попроси, так не стану, того как нет для того у людей позволения, чтобы имя мое всуе упоминали.
    И должен путь пройти всякий свой и сказать для самого главного, чем он гордится. Такие сказывают, что гордятся кустами посаженными и горами покоренными. А плети собранные не считают.
    Для себя мост между мирами протянут, к какому кто миру ход знает. Я сам комету посылаю, когда знать хочу, светлеет ли пламя. Сам посылаю и двери открываю.
    Только и место есть, которым стоит верхняя свита. Свита есть предки кому молились, дети кому поклонялись, и сами на кого свои молитвы направляете. Тому и свита называется. Сами люди придумали или бог указал, да только все молитвы по-равному принимаются. На камень ли человек направлял, на род, на пламень, на гору, а только все молитвы я собираю и для рода берегу. Так и есть, как есть. Сам не прошу, а своего не упускаю. Направленную молитву слышу, и глас раздается. Но молитва не всякая звучит, того что разную силу имеет. И не всякая дойдет, а та только, что рассвету послана и на утренней произнесена. А на вечере не сама приходит, а к пастырю прикреплена. Тому не сам человек направил, а пастырю на совещание. Говорю, на утренне молитва стоит больше, и правда в ней, как то человек с чем встал и о чем забыть не мог. Направь и ты молитву на утренне и посмотришь так ли, как я сказал.
    О горе и самых святых я только сам знаю, и сам посылаю. О горе такой мало кому известно, и гору святую не открываю. Да чем я сам то хвалюсь. Посторонние туда не ходят, и разум их молчит. Зачем лезут? Да ладно, не всякого я сбрасываю, и не всякого привечаю. Ждет ли кого гора святая, сказать не могу, так как и число им мало. По семь я в день принимаю, а день тот долог и непрост.
    За какие Рериха взял, сказывать не стану. Кроме него достойных много, а только мне он свою жизнь посвятил и праведность. И стал мне он домом, в котором сам я жил. Так я святым человека делаю, кого домом свои выбираю - здесь или там. Так и нирвану пройти, да пути нет того, чтобы сразу к нирване, и моего шага не ступить. Красивые места я не таким показываю, а грехи свои люди откупают своим служением и самыми великими подвигами.