ХI

АРИФМОЛОГИЯ

 

    Кто имеет ум, тот сочти число.
                                       Откровение Иоанна 13:18

    Давай часть семи и даже восьми.
                                       Книга Екклесиаста 11:2

 

   Отложив предстоящую тему почти на самый последний момент, упомянем еще раз причину того, почему мы так поступили: «Вначале было Слово» (Ин 1:1). Число же или цифры играют в мироздании хотя и незаменимую, но все же служебную, подчиненную слову роль. Если развернуть эту мысль чуть более подробно, то нам придется подчеркнуть, что вопреки мнению Пифагора и его гораздо менее последовательных сторонников, мир построен вовсе не на числе и не числом. Роль основоположения играет Слово - «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.» (Ин 1:3).
   Конечно, исследуя мир, человек не мог не увидеть необычайной но стройности красоты, выраженной среди прочего и числом. Однако такое наблюдение привело многих к соблазну полагать, что Бог скрупулезно просчитал мир перед созданием его. Такой взгляд, уподобляющий Творца проектировщику, строящему здание, обнаруживает свою вздорность лишь только мы понимаем, что он путает причину со следствием, внося ложные представления о всемогуществе Бога. Ведь Бог Всемогущ и Всеведущ абсолютно, а вовсе не только лишь в рамках каких-то «объективно» существующих законов. Он создал творение таким, как оно есть, таким, каким мы можем его воспринимать, а это означает, что вместе с этим Он создал и законы, которые человек в гордыне овладения ими склонен поставить над Богом. Свет не потому распространя­ется по прямой, а от перемены мест сомножителей произведение не меняется не потому, что Бог подчинялся этим принципам в создании мира. Напротив, сии законы кажутся нам естественными и «объективными» потому, что мир создан так, как повелел Бог. По человеческому разумению Он мог сотворить мир и иным, и тогда иные законы казались бы человеку естественными и «объективными». Но и в этом случае другой Иисус сын Сирахов или другой Соломон сказал бы: «все создано для своего употребления» (Сир 39:27), и «все в мире спасительно» (Прем 1:14).
   Числа и цифры лишь выражают меру естественности и пригодности «для своего употребления», к которым привык человек, но сами по себе они не создают ни естественности, ни истинности. Все сие создано Словом. Обращая внимание на это, мы вовсе не хотели выразить презрительного отношения к разного рода наукам о числах, и дабы кто-то не понял нас превратно, еще раз повторим - в выражении истины число играет незаменимую роль. Особенную роль они играют и в сохранении тайн Царства Небесного.

   Итак, выяснив в предыдущей главе арифмологическую тайну единицы, мы тем самым предварили повествование обо всей библейской науке символики чисел, доказательством существования которой мы, возможно, заинтересовали читателя с самого начала нашей книги. Раскрывая же остальные тайны арифмологии Священного Писания, мы должны будем дать разъяснения многих встречающихся в Библии чисел. Сразу заметим, что их смысловое значение не может быть столь разнообразным, чтобы, например, у числа «шестьсот шестьдесят шесть» был свой собственный смысл, не являющийся сочетанием расшифровок меньших чисел. Иными словами, имеется ограниченный ряд чисел, каждое из которых обладает своим собственным, неповторимым значением. Числа же, выходящие за пределы сего ряда, имеют некую сумму смыслов, а тайна, скрывающаяся за сими числами, является комбинацией более «простых» тайн. Помимо подобной возмож­ности за пределами этого ограниченного набора находятся и некоторые числа, не имеющие никакого смысла, на что нам также придется обратить внимание.
   Однако, чем же ограничен этот ряд? Другими словами, на каких главных числах основывается библейская арифмология? К большому нашему сожалению, все нумерологические схемы, излагавшиеся до нас, почему-то всегда ставятся в зависимость от заимствованной у арабов десятичной системой современной арифметики. Связано ли это с мнемотехникой, то есть с пользованием при счете пальцев, коих человек имеет десять, - нам трудно судить об этом. Однако, ограничивая себя десятичной системой, довольствуясь лишь десятью (включая ноль) возможными знаками или шифрами тайн, истолкователь неизбежно надевает на себя духовные шоры, не позволяющие воспринять полноты истины. Ну почему основой счета является именно десятка, а не семерка или двенадцать? Разумного ответа на эти вопросы получить не удается.
   Попробуем все же использовать, вернее проверить, основанные на десятичной системе нумерологические схемы. Естественный вопрос, требующий ответа прежде, чем мы всерьез сможем заниматься наукой о смысле чисел (в данном случае пока десятичных), заключается в правилах приведения больших чисел к основному ряду (в данном случае к десяти первым). Апологеты десятичных нумерологий, отличаясь весьма значительно в толковании, единодушны в том, что, если число двузначно или содержит еще большее количество значащих цифр, то составляющие его цифры следует складывать до тех пор, пока мы не получим однозначное число. Например,

12: -> 1 + 2 = 3;
153: -> 1 + 5 + 3 = 9;
666: -> 6 + 6 + 6 = 18, и далее: 1+8 = 9.

   И тут вдруг оказывается, что чуть ли не у всех больших чисел приведенные значения совпадают:

18 (Лк 13:4,11): 1+8 = 9,
153 (Ин 21:11): 1 + 5 + 3 = 9;
144000 (Отк 7:4): 1 + 4 + 4 + 0 + 0 + 0 = 9;
1260 (Отк 11:3; 12:6): 1+2 + 6 = 9; 666 (Отк 13:18): 6 + 6 + 6= 18, -> 1 + 8 = 9.

   Этот факт послужил причиной соблазна такого эзотерика, как Макс Гендель, который считал девятку коренным числом нашей нынешней ступени эволюции. Гендель приписывает девятке определенные апокатастатические мотивы и считает, что девять является числом с уникально мистическим значением. Сия мысль настолько завладела им, что он вообще не почел нужным рассматривать другие числа. Конечно, всерьез считать системой нумерологию, которая содержит и толкует лишь девятку, мы не можем.
   Однако современный мир знает и многие другие нумерологические схемы, среди коих можно упомянуть пифагорейскую, розенкрейцерову, теософскую и другие. Некие системы наверняка знакомы читателю много лучше нас, и читатель самостоятельно может проверить истинность ему известных построений. Пробным камнем арифмологических схем могут послужить, к примеру, две Иисусовы формулы чудес, уже неоднократно упоминавшиеся нами:

5 хлебов + 2 рыбы 


 = 12 коробов (Мк 6:41 43)

5 тысяч мужей

 

7 хлебов + несколько рыбок 


 = 7 корзин (Мк 8:6-9).

4 тысячи мужей

   Подставив в эти формулы значения, предлагаемые проверяемой нумерологической школой, мы должны получить откровение некой тайны. В случае же, если расшифровка даст бессмысленный результат, сие будет означать, что такая нумерология неверна, во всяком случае для того, кто признает авторитет Библии. Продолжение же пользования такой нумерологией станет равно отречению от христианского Писания.

   Итак, мы не можем связывать себя путами построений, основанных на десяти знаках, не можем мы ограничиться и примитивнейшим правилом упрощения сложных чисел, когда просто складываются значащие цифры. Подобные заблуждения свойственны, к сожалению, почти всем нумерологиям, которые знал мир, и именно из-за наличия таких заблуждений, носящих всеобщий характер, мы не захотели пользоваться даже и самим термином нумерологии, предпочтя ему сравнительно незнакомое слово «арифмология». Отметим отдельно, что между арифмологией и классической нумерологией такая же большая разница, как между астрономией и еженедельными астрологическими прогнозами бульварных журналов, как между химией и тщетными поисками буквально понимаемого философского камня, искомого алхимиком средних веков. Итак, полностью отринув в нумерологии все, к чему привык и чем пользуется мир в наши дни, и даже полностью отринув самый термин нумерологии, можем ли мы что-нибудь предложить взамен?
   Как мы настаивали с самого начала нашего повествования, нечто новое может быть лишь чем-то уже бывшим в веках прежде нас (Ек 1:10). И сие нечто должно иметь, как и Ветхий Завет, глубокие иудаистские корни - ведь если наша арифмология будет открывать лишь тайны Нового Завета, оставляя бессмысленной арифмологию более ранних Писаний, в том числе Торы, то ей будет грош цена. А может быть, что ключ к тайнам Торы еще древнее, ведь человек, написавший Тору, «научен был... всей мудрости Египетской» (Деян 7:22).
   С этой точки зрения единственную могущую удовлетворить нас арифмологическую схему, являет собой система ТАРОТ (TAROT), основанная не на десятичном счете, а на еврейском алфавите, то есть на двадцати двух буквах или соответственно на числах от единицы до двадцати двух. Мы не будем отвлекаться на историографические изыскания, связанные с системой ТАРОТ, ибо это только неоправданно раздуло бы наше повествование, к тому же книг на эту тему читатель заинтересованный найдет предостаточно. Мы даже не будем излагать все двадцать две тайны и двадцать два ключа, ибо некоторые из них находят в Библии весьма незначительное применение.
   Дабы быть последовательными в наших рассуждениях, а также чтобы не делать двойной работы, мы должны начать с того, о чем мы повели разговор в самом начале главы. Речь идет о правилах приведения больших чисел к основному ряду, и в этой связи мы высказались, мягко говоря, со значительной долей скепсиса в отношении предложений о простом сложении значащих цифр числа. Правило сложения значащих цифр безусловно требуют всегда преобразовывать число двенадцать в тройку. Однако в Библии число это, встречаясь многократно, нигде не связывается с тройкой более, нежели с единицей, получающейся вычитанием из двух одного. Против примитивного подхода, предполагающего простое сложение знаков, говорит и такой факт: окончательный результат этого преобразования будет существенным образом зависеть от основания системы счисления. Здесь мы рискуем запутать читателя в дебрях математики, поэтому отошлем особо интересующихся к приложению в конце книги.
   Имея все сказанное в виду, будем всегда стараться раскладывать сложные числа на сомножители. Однако читатель спросит, причем вполне справедливо: как же быть с тем, что одно и то же число может быть разложено на сомножители различными спосо­бами. Так, например, число 100 можно представить как 4 Х 5 Х 5, и как 5 Х 20, и как 10 Х 10, и ли даже как 2 Х 5 Х 10 . Что же скажем? А дело просто в том, что так же, как у притчи может быть несколько толкований, так и тайна числа может быть открыта по-разному. При этом нельзя упускать из вида, что притчу можно толковать как верно, так и ложно, - так же и разложение чисел требует известного умения. Универсального метода здесь опять дать невозможно.

   Итак, повторимся еще раз, сказав, что единица есть число Истины, символ Бога, Который единственно и есть единый. И тут мы не сможем согласиться с мнением христианских экзегетов, которые считают, что христианство не отдает предпочтения какому-либо одному числу и не считает какое-то число священным. Посудите сами, разве есть помимо Единого какое-то другое число, требующее в определенном положении написания с прописной буквы?!
   Единица есть также и число проявления Бога в воспринимаемом нами мире - число Духа Святаго; единица же есть и число Логоса - Слова, Единого с Творцом, - напомним в десятый раз слова Иисуса: «Я и Отец - одно.» А разве сможем мы теперь избежать другого уподобления, Иисуса о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь.» (Ин 14:6), - иначе говоря, мы вернулись к началу повествования о единице, которая есть число Истины, способом существования которой является единство внешнего и внутреннего. Нет и не может быть двух истин, и в истине не может быть частей, - «Благословен Бог истины» (2 Езд 4:40)!!!
   Мы уделили единице, в том числе и в предыдущей главе, места вряд ли меньше, нежели требуется для того, чтобы читатель понял все ее грандиозное значение, но этот символ обладает и еще одним исключительным, хотя для арифметики и тривиальным, свойством, в коем на самом деле присутствует высочайший смысл. Говорим мы о том, что в качестве сомножителя единица всегда присутствует в любом числе по каким бы принципам мы не раскладывали его. Об этом должен помнить экзегет, занимающийся тайнами чисел. На языке, свободном от символики, сие не сформулировано лучше, чем у Павла: «Бог один и тот же, производящий все во всех.» (1 Кор 12:6); «Все из Него, Им и к Нему.» (Рим 11:36).

2

   Число два в предлагаемой нами арифмологии является числом выражения истины, числом Премудрости, которая была следующей после Единого, началом пути Господа, прежде всех Его созданий, искони, от века, от начала, прежде бытия земли (ср. Прит 8:22,23). И сие число встречается в ключевых эпизодах Священной истории. Вероятно, начать надо с двух деревьев, которые «произрастил Бог из земли» (Быт 2:9). Мудрость сего столь велика, что назвать это ключевым эпизодом будет излишней скромностью. Но разве не о таковом идет речь при описании того, когда «сошел Моисей с горы; в руке его были две скрижали откровения.» (Исх 32:15)?
   Может ли человек хотя бы приблизительно оценить мудрость Творца, рекшего: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью.» (Мф 19:5; Мк 10:7; Быт 2:24)? После сего Павел прибавил: «Тайна сия велика!..» (Еф 5:32). Тайну эту мы раскрыли в меру данного нам удела, но можем ли мы оценить мудрость того, почему человек сотворен так?! Сия мудрость лежит в начале, концом же является то, чтобы «из двух создать в себе самом одного нового человека.» (Еф 2:15). Так два становятся одним, а мудрость превращается в истину.
   Продолжая наше исследование двойки, мы находим в книге премудрости Иисуса сына Сирахова фрагмент, коему опять-таки можно предпослать слова: «Здесь мудрость.» (Отк 13:18): «Как напротив зла - добро, напротив смерти - жизнь, так напротив благочестивого - грешник. Так смотри и на все дела Всевышнего: их по два, одно против другого.» (Сир 33:14); «Все они [дела Господа] - вдвойне, одно против другого, и ничего не сотворил Он несовершенным.» (Сир 42:25), - этим «Он устроил великие дела своей премудрости.» (Сир 42:21). Будем надеяться, что и здесь читатель увидит или хоть угадает приоритет премудрости, устраиваемой при помощи противопоставления пар: зла - добра, жизни - смерти, света - тьмы. Однако мы ни в коем случае не можем допустить того, как это делается в некоторых нумерологиях, чтобы двойка была связана с самим противопоставлением, с антитезой. Сие было бы очень большой ошибкой.
   Пока мы не закрыли книгу Иисуса сына Сирахова, приведем и такой фрагмент: «Говори, юноша, если нужно тебе, едва слова два.» (Сир 32:9), - и здесь речь идет о двух словах премудрости внутреннего человека, обращенных к внешнему.
   Взгляните, разве возможно пройти мимо текста: «Что сон [Фараона] повторился дважды, это значит, что сие истинно слово Божие, что вскоре Бог исполнит сие.» (Быт 41:32), - блестящая иллюстрация. Однако, нельзя позволить себе впасть в искушение спутать двойку ни со словом «истинно», ни с сочетанием «слово Божие», и, чтобы для такой ошибки не было никаких оснований, приведем прямой перевод из Торы: «Повторился сон Фараона дважды потому, что уготовано это Богом, и вскоре Бог исполнит это.»
   Символика, а следовательно и арифмология двух Заветов - Ветхого и Нового - общая, и мы естественным образом перехо­дим к новозаветным свидетельствам. И здесь мы находим богатейшее поле деятельности исследователя-арифмолога: тут и два динария доброго Самарянина (Лк 10:35), и две рыбы из чуда о насыщении пяти тысяч (Мк 6:41), и то, что Иисус стал «посылать их [двенадцать Апостолов] по два.» (Мк 6:7).
   А теперь взглянем на эпизод ареста Иисуса: «Они [Апостолы] сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно.» (Лк 22:38); Петру предстояло трижды отречься от своего Учителя, «прежде нежели дважды пропоет петух.» (Мк 14:30).
   Итак, во всех случаях, когда читатель встречается в Священном Писании с числом два, смело читайте между строк Иоанново: «Здесь мудрость.» (Отк 13:18).
   Сказав сие, нам очень хотелось бы предложить читателю простой рецепт определения наличия двойки-мудрости в неких числах, подобно тому, как мы сделали это в случае единицы. Однако с двойкой все становится гораздо сложнее, и дело даже не в том, что двойка потенциально содержится в качестве сомножителя лишь в четных числах, но в том, что надо обладать особыми качествами, дабы увидеть мудрость там или тут. Мудрость требует кропотливого поиска, и здесь, чтобы не повторяться, мы можем отослать читателя к самому началу первой главы нашей книги: «Кто мало имеет своих занятий, может приобрести мудрость...» (Сир 38:24). А для тех, кто еще не вполне уверен в умении различать ее. и делает Иоанн замечания подобные этому: «Здесь мудрость.»

   Теперь нам предстоит разрешение тайны тройки. Древние иудаистские корни вновь проповедываемой арифмологии не позволяют всерьез связывать этот символ с системотворчеством или - будем называть вещи своими именами - со спекуляциями по поводу Пресвятой Троицы, ибо триединость Бога в том виде, как она «понимается» современными догматическими богословами, или, тем более, троичность Его, идет вразрез с тем, что мы уже сказали в разделе, посвященном единице. И этой теме можно было бы отвести целую книгу.
   Мы даже готовы были бы закрыть глаза на тот факт, что фраза из Евангелия от Иоанна: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино.» (1 Ин 5:7), - является примитивной фальсификацией, присущей лишь славянской Библии, в то время, как этих слов нет и в помине ни в одном древнем рукописном тексте, а вместо них и в греческом оригинале, и в латинском переводе, и в других производных переводах Библии говорится: «Три свидетельствуют: дух, вода и кровь; и эти три об одном.» Так вот, даже сделав вид, что мы не замечаем сей шитой белыми нитками подделки, мы не можем не отметить, что то, какими чудовищными домыслами и ложными измышлениями обросла сия фраза, является для нас абсолютно неприемлемым, ибо противоречит Священному Писанию. Фундаменталистический, буквальный, подход к только что приведенному фрагменту послания Иоанна (в синодальном переводе) столь же нелеп, как, если бы из завета Создателя о том, чтобы муж и жена были одной плотью, мы вывели догмат о двоичности семьи как единосущии мужа и жены, кои пребывают нераздельно и неслиянно. Но критика того, что мы считаем пагубными ересями и поношением пути истины (2 Пет 2:1,2), не является нашей главной задачей, поэтому мы приведем только некоторые аргументы, ставящие под сомнение догмат о Троице.
   Во-первых, как мы и отмечали, Священное Писание не имеет ни одного упоминания сего слова или его производных. Можно было бы допустить, что догмат о троичности Бога есть некая тайна, сокровенная по причине опасности, которую знание сей тайны могло бы причинить недостойным. - а если не так, то в силу каких загадочных причин вся Библия, включая также и Новый Завет, говорит только лишь о Единстве Бога и нигде не упоминает о троичности? И если  Сын Божий и «Бог-Сын» суть одно и то же, то почему сей «Бог-Сын» ни разу не упомянут во всем Священном Писании?
   В этом смысле, говоря о Троице, как ни в одном другом случае стоит задуматься, о чем и для кого, и не напрасно ли писал Павел: «Братия! говорю по человеческому [так как Божия не разумеете]: даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и не прибавляет к нему.» (Гал 3:15), не тем ли более к Завету Господню?!
   Далее, во-вторых, если взять пресловутую формулировку, что «Бог един в трех лицах», то позволительно спросить: Не всемогущ ли Бог, чтобы быть всегда Единым в стольких лицах, в скольких Он хочет - в трех, в ста, в миллионе, в миллиарде лиц? И не абсурд ли размышлять о количестве лиц Того, «Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (2 Тим 6:16). С другой же стороны, лишь воспринимая Бога сугубо антропоморфически - в виде старика, расхаживающего по Едемскому саду, - можно не замечать таких слов: «Бог есть Дух [в синодальном переводе, к сожале­нию, с маленькой буквы].» (Ин 4:24); «Господь есть Дух.» (2КорЗ:17).
   В-третьих, со времен принятия Никейского символа (325) так никто из богословов и не смог пояснить, что же означает, что Отец и Сын суть нераздельно и неслиянно. При этом неразумение того, о чем говорят, желая быть законоучителями (ср. 1 Тим 1:7), возводится без стеснения в ранг праведности. Это очень напоминает те невразумительные языки, о которых говорит Павел: «Когда я молюсь на [невразумительном] языке, то хотя дух мой и молится, но ум остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом... В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чем тьму слов на тайном языке.» (1 Кор 14:14,15,19). Умом, однако, ничего не удается сказать, равно как и истолковать таковые языки, в чем отцы и признаются, - «Так если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер. » (1 Кор 14:9).
   Вторым вариантом решения проблемы является возможность прикрыться Тертуллиановой формулой «верую, ибо абсурдно» и верить в абсурдного бога. Третьего выхода из тупика нет.
   В-четвертых, в-пятых, в-шестых, мы могли бы привести множество Самому Иисусу принадлежащих речении, опровергающих троичные положения, подобные тому, о чем повествует «Право-славный катехизис»: «Нельзя помыслить того, что Бог-Сын в какой-то мере неравен Отцу.», - да и не надо ничего помышлять - открываем Евангелие от Иоанна и читаем: «Отец Мой более Меня.» (Ин 14:28).
   И если Иисус - Бог, Всевидящий, Всевышний, Всесильный, Всемогущий, - все сии определения Бога взяты из того же православного катехизиса, - то как же могло случиться, что Иисус говорил: «Дать сесть от Меня по правую сторону и по левую не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим.» (Мф 20:23); «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец.» (Мк 13:31,32).
   Вернемся вновь к приведенному уже фрагменту Откровения. «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его.» (Отк 3:21). Апологеты троичности Бога не смогут ответить на вопрос: когда было время, при котором Тот, от лица Кого ведется повествование, не сидел еще с Отцем на престоле Его, но боролся, чтобы победить?
   А взглянув на описание искушения Иисуса от диавола в пустыне, куда он был возведен Духом (Мф 4:1-11; Лк 4:1-13), мы встанем перед выбором: либо признать апофеоз Тертуллианова абсурда, при котором Бог одной Своей ипостасью позволяет искушать от диавола другую Свою же ипостась, то есть Самого Себя по единосушию, - и все это при том, что «Бог не искушается злом...» (Иак 1:13); либо отвратиться «негодных... и бабьих басен» (1 Тим 4:7) и спросить себя: «не обман ли в правой pуке моей?» (Ис 44:20). Ведь задача правой руки понятна: «Ты держишь меня за правую руку.» (Пс 72:23). Что же вместо этого в правой руке традиционного богословия?

   Но если не троичность, то каков же следующий после премудрости основополагающий принцип, на котором строится все сотворенное Богом? В стремлении найти правильный ответ вспомним, что премудрость символизирована светом, но какие стихии, поддерживающие Царствие Отчее, остались пока без внимания? Ответ дает все тот же Павел: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.» (1 Кор 13:13).
   Разве не свяжем мы теперь воедино два (пусть даже одно из них и ложно) свидетельства Иоанна - о том, что «Отец, Слово и Святый Дух сии три суть едино.» (1 Ин 5:7), с тем, что «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.» (1 Ин 4:16). Впрочем, мы будто пытаемся обосновать, что тройка символизирует любовь, - нет, в этом нет нужды, ибо сие следует из системы ТАРОТ. Паша же задача заключатся лишь в том, чтобы проверить, так ли обстоит дело в Библии.
   Приводя примеры тайны тройки, нам, видимо, лучше начать с тех, где фигурирует и двойка, сокровенный смысл которой уже открыт:
   «Не достаточно одного свидетеля... при словах двух свидетелей или при словах трех свидетелей состоится дело.» (Вт 19.15); «при устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово.» (2 Кор 13:1), - раскрывая смысл этого, скажем - само по себе утверждение об истинности чего бы то ни было, на что не скупятся некоторые лжепророки, еще не доказывает собственно истинности утверждаемого, но требуется еще и подтверждение, основывающееся на наличии в сем мудрости с любовью. Туг-то мы обязательно вспомним Павла в другом контексте: «Если... имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я - ничто.» (1 Кор 13:2).
   «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.» (Мф 18:20), - то есть соединение мудрости и любви дает достижение, открытие в себе Слова. Иными словами, переведя последнюю формулу в числовые знаки, мы получаем абсурдную с математической точки зрения формулу: 2 + 3 = 1, которая, тем не менее, составляет одну из тайн Царствия.
   Теперь обратимся к примерам на чистую тройку:
   «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь.» (Мф 22:37; Мк 12:30; Лк 10:27), - сию-то любовь к Господу и свидетельствуют сыны Израилевы трижды в год: «Три раза в году должен являться весь мужской пол твой пред лице Владыки, Господа Бога Израилева.» (Исх 34:23); «и никто не должен являться с пустыми руками.» (Вт 16:16).
   Иисус трижды задает один и тот же вопрос Петру. И что это за вопрос? - «Любишь ли ты Меня?» (Ин 21:15-19); Тому же Петру дано было видение и «был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды.» (Деян 10:11-16). И истолкование виденного было дано Петром: «Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым.» (Деян 10:28), - разве это не проповедь любви? Да и как мог бы называться Апостолом тот, кто считал бы иноплеменников нечистыми?
   Не стоит пропускать, оставляя без внимания в арифмологическом аспекте, символ трех хлебов из Евангелия от Луки (Лк 11:5), а также притчу: «Царствие Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все.» (Мф 13:33; Лк 13:21), - и в правду, как можно было бы внешнему человеку иначе достичь Царства Небесного без веры, надежды и большей из всех любви?
   Наконец, взглянем на сцену искушения Христа в пустыне. Искушений было три, и, следуя хронологии событий Матфея, сперва Иисус был искушаем в отношении истинности Своей надеж­ды, - «скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.» (Мф 4:3), затем, в отношении истинности веры, - «бросься вниз... да не преткнешься о камень...» (Мф 4:6) и, наконец, в отношении истинности любви - «если пав поклонишься мне [диаволу]» (Мф4:9).
   Ограничимся сими примерами символики тройки, оставив некоторые свидетельства про запас.

4

   Переходя к описанию арифмологии четверки, мы впервые почти полностью попадаем в объятия традиционной христианской экзегетики чисел, если только те несколько строк, которые стыдливо жмутся в кратком предметном указателе к католической толковой Библии, можно назвать экзегетикой чисел. Мы подчеркнули, что речь идет о католических толковниках, ибо другие конфессии вообще не признают за числами никакого смысла. (Исключение делается только для тройки, символизирующей, по их мнению, Троицу).
   Итак, четверка является символом физического, вещного мира, космоса, века сего, или даже, говоря более кратко, - понимая под этим ту среду, в которой живет человек, - просто мира (мiръ), как о нем говорит Новый Завет (Ин 8:23; 12:31, Иак 4:4; 1 Ин 2:15-17).
   Не имея возможности привести столь же яркую цитату из канонических книг, начнем «святоотеческим» фрагментом: «Мир поддерживается четырьмя стихиями.» (Ерм «Пастырь» 1.3:13). Далее обратим внимание - мир имеет четыре стороны, четыре ветра (Зах 2:6; Дан 7:2),- земля имеет четыре угла (Ис 11:12, Отк 7:1). Такие примеры можно множить и множить, однако в этом нет никакой нужды. Взглянем лучше, какие ассоциации вызывает четверка, не забывая при этом однозначного отношения к миру, проповедуемого учениками Иисусовыми: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.» (1 Ин 2:15).
    Итак, одежды распятого Иисуса «разделили на четыре части.» (Ин 19:23), а из следующих слов - «каждому воину по части» - безусловно следует, что воинов, распинавших Иисуса также было четыре, - то есть Христа распял мир (космос), - «мир Его не познал» (Ин 1:10).
   Лазарь, прежде чем быть воскрешенным Иисусом, пребывал «четыре дня в гробе.» (Ин 11:17).
   Наконец и крест, на котором распяли Христа, имеет четыре конца - не шесть, не восемь, не двенадцать. А Павел пишет странные вещи: «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят.» (Гал 6:14).

   Наверное, если бы мир традиционного взгляда на сотерологию (учение об искуплении) обратил достойное того внимание на эту вскользь, мимоходом оброненную мысль Павла, то восприятие и апокрифических писаний не вызывало бы так много трудностей и споров. Ведь Филипп пишет о том же, хотя без Павла его мысль воспринималась бы как очень странная: «Иисус... Его называют по-сирийски Фарисатха, то есть Тот, кто распространился [распялся]. Действительно, Иисус пришел, распяв на кресте мир.» (Филипп 53).

   Вот ведь оказывается что - приходом Иисуса Христа мир распят! И это есть еще одна сокровенная тайна Царствия Отца. Мир распят на кресте! Мир, имеющий четыре конца и четыре стороны в прямом и в переносном смысле, можно распять только на кресте, имеющем четыре конца. Не в этом ли разгадка тайны соблазна креста, о коем и пишет Апостол в том же послании (Гал 5:11).
   По прошествии мира сего, по истечении века сего, наступает век грядущий, век будущий - «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и настанет жатва?» (Ин 4:35), - ну конечно же, по истечению четырех наступает время Царства Небесного, наступает жатва, и надо преодолеть препятствие в виде мира, в виде «четырех месяцев», чтобы достичь Царствия Божия.
   И вовсе не случайно Петр и Иисус оказались вдвоем, имея в виду, что их суммарная подать собирателям дидрахм оказалась равной именно четырем драхмам, от которых просто нужно было избавиться: «Первую рыбу [то есть и единственную], которая попадется, возьми и, открыв у ней рот, найдешь статир [тетрадрахму, то есть четыре драхмы]; возьми его и отдай им за Меня и себя.» (Мф 17:27). Очень хотелось бы, чтобы читатель и без нас сообразил, что одна рыба есть символ, весьма трудно совместимый с четырьмя драхмами, почему они и отдаются прочь.
   А как можно было бы назвать мирского царя с арифмологической точки зрения? Такой властитель был бы властителем над четырьмя, что звучало бы по-гречески как tetrarxes; (тетрархес) иными словами начальник над четырьмя или четверовластник. И именно таким именем и назван царь Ирод в Евангелии от Луки (Лк 3:1): «четверовластник» (имеем в виду славянскую Библию, в синодальном русском переводе ошибочно - четвертовластник).
   Весьма характерным числом для мира сего, для века сего является сорок, пред ставимое как произведение четырех и десяти: 40 = 4 X 10. Про десятку мы сейчас говорить не будем, хотя читатель должен помнить ее значение. Итак, чем же замечательно число сорок в характеристике мира? А она попросту является символом испытаний и тягот мира сего: Во времена потопа «лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей.» (Быт 7:4,12,17);
   Сорок лет продолжался поход Иудеев, водимых Моисеем по пустыне (Чис 14:33; Ам 2:10): «Помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог Твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди его, или нет.» (Вт 8:2);
   Сорок - максимальное число ударов достойному побоев по решению судьи: «Сорок ударов можно дать ему, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен перед глазами твоими.» (Вт 25:3). «Сорок дней и сорок ночей» (Мф 4:2) постился Иисус в пустыне, «быв искушаем от диавола» (Лк 4:2), смирил Себя и победил и распял мир.

5

   По прошествии четырех (месяцев) мы попадаем в ожидаемый рай - из века сего в век грядущий, Царство Небесное. Собственно пятерка более конкретно выражает образ «тайн Царства Небесного». (Мф 13:11).
   Начнем с того, что книг Моисеевых, составляющих Тору, - пять. Затем, - одно из чудес о насыщении толп народа, а мы многократно обращали на сие внимание, осуществлено пятью хлебами (Мф 14:17-21; Мк 6:38-43; Лк 9:13,14; Ин 6:9-13).
   Почитаем такое: «Не пять ли малых птиц продаются за два ассария?» (Лк 12:6), - и вправду, не мудростью ли достигаются тайны Царствия?; А разве не удивительно, что наибольшее число талантов, данных кому-либо из рабов, составило пять? (Мф 25.15,16);
   Не случайно Павел предпочитает «лучше пять слов сказать умом,.. нежели тьму слов на [тайном] языке.» (1 Кор 14:19).

   Обратимся к Евангелию Фомы, подчеркнув еще раз что оно начинается так: «Это - тайные слова, которые сказал Иисус живой и которые записал Дидим Иуда Фома. И Он сказал: Тот, кто обретет истолкование этих слов, не вкусит смерти.» (Фома 1). В том же контексте у Фомы встречается чисто арифмологическая загадка: «Есть у вас пять деревьев в раю, которые неподвижны и летом и зимою, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти.» (Фома 19).

   Теперь, пожалуй, наступил подходящий момент вернуться к десяти девам, из коих «пять было мудрых и пять неразумных.» (Мф 25:2). Как мы говорили в предыдущей главе, не следовало делать поспешного вывода о равном делении всех палингенезий блудного сына на нисходящий и восходящий пути. Наоборот, не будет ошибкой утверждение, что на восходящий путь может потребоваться всего одна палингенезия, если внешний человек успеет пройти необходимые посвящения вместе с внутренним. Тут заключена еще одна тайна Царствия Божия, и мудрых и неразумных девиц соответственно по пять.
   Знакомство с символикой блуда позволяет нам приоткрыть завесу еще одной тайны пяти. Для этого нам придется открыть Евангелие от Иоанна на странице, где Иисус ведет разговор с самарянкой: «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.» (Ин 4:17,18). И эти-то пять мужей суть не кто иные, как красками нарисованные изображения вырезанных на стене мужчин, увидев которые она влюбилась в них по одному взгляду очей (ср. Иез 23:14,16).
   Пусть так, - скажет кто-то из читателей, - но все-таки почему в отношении количества тех, с кем блудила женщина, использо­ван символ именно пяти, связано ли сие с тайной и с какой? Такая связь есть, и тайна сия имеет совершенно определенное название - это тайна беззакония. Однако в отношении ее не будем торопить события. Ей отведена вся следующая глава.

6

   Следующим после пятерки числом, требующим истолкования, является шестерка, символика которой в системе ТАРОТ заключается в разделенности, разделении, различении, в том числе различении или познании добра и зла, то есть в сознании.
   Свидетельства о шестерке мы находим уже на шестой день творения, ведь именно на шестой день был создан человек «мужчиной и женщиной» (Брейшит 1:27). Мы сказали достаточно в связи с разделенностью человека, и в этом смысле такое предзнаменование человеку - сотворение его на шестой день - весьма символично.
   Разделенность человека, делающая его несовершенным, ведет к несвободе, рабству, так же как, если человек станет единым, он станет и совершен, и свободен. И вот, мы читаем: «Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет, а в седьмой пусть выйдет на волю даром.» (Исх 21:2; Вт 15:12; Иер 34:14), - то есть свобода обретается лишь после преодоления разделенности.
   Разделенность человека не может не означать и его отделенности от Господа, ибо, по словам Павла, «водворясь в теле, мы устранены от Господа» (2 Кор 5:6), - поэтому из семи дней недели шесть отданы суете, не могущей существовать в отсутствие разделенности: «Шесть дней делай дела твои, а в седьмой день покойся.» (Исх 23:12).
   Теперь почитаем Матфея с Марком: «И по прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними.» (Мф 17:1,2; Мк 9:2). Читатель, надеемся, понимает, что такая точность хронологии деяний Иисуса не может иметь значения при буквальном понимании, особенно же в случае, если не четко определена точка отсчета, - шесть дней спустя после какого события наступило преображение Иисуса? И если в Евангелии Матфея таким событием является нагорная проповедь, то у Марка смысл этого счета для буквалиста теряется. Тому же, кто знаком с арифмолошей, становится ясно, что преображения возможно достичь, только преодолев внутреннюю разделенность - спустя шесть дней.
   Заглянем в книгу Иисуса Навина, где описывается, как стояли шесть дней стены города Иерихона, а на седьмой рухнули (Нав 6:1 -20), - но ведь стена есть лучший образ для описания разделенности. И здесь разделенность сохраняется не долее, чем до преодолении шести.
   А теперь взгляните на следующий эпизод Нового Завета: «Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа.» (Ин 4:6). Для понимания сего весьма полезно будет вспомнить слова Павла: «Христос в вас, упование [надежда] славы.» (Кол 1:27). Разве трудно теперь связать воедино сии две формулы: в каждом человеке есть источник воды - колодезь надежды, или упования, около которого в каждом сидит, утрудившись от пути, Христос, времени же в каждом около шестого часа.
   Подобные нюансы нельзя упускать из Евангелий ни в коем случае, и мы не столь богаты, чтобы разбрасываться такими сокровищами, как то, что во время казни Иисуса «От шестого часа тьма была по всей земле.» (Мф 27:45; Мк 15:33; Лк 23:44).
   Итак, человек разделен и устранен от Бога. Но означает ли сие полное лишение его духовных даров, даров Духа Святаго? значит ли, что человеку заказан путь к откровению Духом? Ответ на этот вопрос содержится в символизме того, каким образом «положил Иисус начало чудесам» (Ин 3:11): «недоставало вина... Было же тут шесть каменных водоносов... вмещавших две [!] или три [!] меры. Иисус говорит: ...наполните сосуды водою. И наполнили их до верха.» (Ин 3:3,6,7). Из дальнейшего (Ин 3:9,10) следует, что вода обратилась в вино.
   Что описано сим? Да то, что разделенный человек представляет собой пустой сосуд (о, если бы только пустой, но он часто полон нечистот), могущий вместить и мудрость, и любовь. Сей сосуд надо наполнить надеждой, а уж пребывающий в человеке Христос силен обратить надежду ту в откровение Святого Духа.
   Мы ничего не сказали пока о числе зверя «шестьсот шестьдесят шесть» (Отк 13:18), хотя какие-то смутные догадки, вероятно, уже мелькают в голове читателя. Конечно, число зверя - число человеческое - связано с шестеркой, однако оно слишком велико, чтобы нам тут же представить его истолкование. Позже мы, тем не менее, такое истолкование приведем.

7

   Успокоив ли, или обеспокоив этим читателя, мы переходим к следующему числу, которое столь часто встречалось нам в толкованиях шестерки. Итак - семерка. Имя того, что сокрыто за сим символом звучит очень кратко, но понимать это слово нужно весьма широко, ибо семь есть число закона. Причем семерка имеет отношение к закону совершенному, когда все, что подчинено этому закону - в миру ли, на небесах ли, в движении ли, в покое ли, - не требует никакого вмешательства извне. Такового вмешательства не требуется даже со стороны Творца, ибо «все создано для своего употребления» (Сир 39:27), «все в мире спасительно» (Прем 1:14) и совершенно: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его; ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал.» (Быт 2:2,3). Мотив невмешательства Бога в Им же заведенный порядок отчетливо звучит в таких словах: «Всевышний на весах взвесил век сей, и мерою измерил времена, и исчислил часы, и не подвинет и не ускорит до тех пор, доколе не исполнится определенная мера.» (3 Езд 4:36,37).
   Семерка является, если можно так выразиться, универсальным числом закона, в связи с чем ее слишком часто путают с собственно совершенством, хотя, как понимает читатель, любая подчиненность даже совершенному закону не совместима со свободой, а значит - и полным совершенством. К тому же, «если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона.» (ГалЗ:21), однако «закон ничего не довел до совершенства.» (Евр 7:19).
   И вот, в качестве универсального числа семерка используется в заповеди о жертвах Господу: «В эти семь дней праздника он должен приносить во всесожжение Господу каждый день по семи тельцов и семи овнов без порока.» (Иез 45:23, ср. Лев 23:18), - здесь также указывается на беспорочность, хотя главным и является не это. Символ совершенства жертвоприношения проявляется не только в количестве, но и в качестве - «возьми тельца семилетнего.» (Суд 6:25). Читатель не может забыть того обстоятельства, что в качестве жертвенных могут выступать лишь чистые животные, ибо жертвы вносятся в храм, а символом чего является храм, мы надеемся, читатель помнит.
   Размышления, на которые наводит только что поднятый вопрос, помогут нам понять и то, почему Господь велел Ною: «Всякого скота чистого возьми по семи,.. а из скота нечистого по два,.. также и из птиц небесных по семи.» (Быт 7:2,3). Связующим звеном в логике наших рассуждений должен стать тот самый теленок, что встречался нам в притче о блудном сыне (Лк 15:27 30), ибо сей теленок был заколот в пищу, «твердая же пища свойственна совершенным» (Евр 5:14). Но ведь именно по этому принципу подразделяются чистые животные от нечистых - первые годны, а вторые не годны в пищу. Итак, что же мы получаем в итоге? Господь Бог повелевает Ною взять то, что является символом годного в пищу совершенного закона, ассоциируя сие с семеркой, но и нечистого, запретного, велит взять, ибо и там есть мудрость. Не странно ли это? Никак, ибо и Иисус говорил: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.» (Мф 10:16), - иными словами, от нечистого берут то, что связано с двойкой, ибо мудрость бывает разная, в том числе, беззаконная.
   Продолжая тему семерки, обратим внимание на абсурдную с точки зрения «здравого смысла» и буквального восприятия притчу: «Даже бесплодная рождает семь раз.» (1 Цар 2:5). Для понимания смысла сей мудрости нам придется обратиться к образам жены и мужа, брачного пира, и в этом смысле ясно, что тот внешний человек, жена, которая не нашла пути к своему истинному мужу, находящемуся внутри, жена, отвернувшаяся от внутреннего человека, не может не быть бесплодной, но и она желает принести некий плод. Таким плодом является «закон заповедей человеческих», символизируемый и в этом случае семеркой, причем здесь совершенство семерки теряется безнадежно. И что мы видим? - «Лежит в изнеможении родившая семерых, испускает дыхание свое, еще днем закатилось солнце ее, она постыжена и посрамлена. И остаток их предам мечу пред глазами врагов их, говорит Господь.» (Иер 15:9). Тут семерка связана с постижением, посрамлением, позором. И жены, понимая это или нет, цепляются за свое в беспамятстве о том, что Иисус Христос упразднил «закон заповедей учением» (Еф 2:15): «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: «свой хлеб будем есть, и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, - сними с нас позор.» (Ис 4:1).
   Приводя последние рассуждения, мы не собирались окрасить семерку черными красками, ибо и доныне сохранено ее истинное значение, например, в символике посланий семи церквям и тайны семи звезд Откровения Иоанна Богослова (Огк 1:16,20, 2:1-3:22), ибо есть не человеком писанные законы, которые никому не дано обойти.

8

   Отдавая отчет в невозможности изложения в рамках нашей работы всех истолкований употребления семерки, мы, тем не менее, считаем, что уже приведенных примеров пока достаточно, чтобы мы могли перейти к восьмерке, использование коей в библейском языке несколько более ограничено. Итак, в отличие от закона, данного человеку при посредстве пророков, число восемь символизирует знание, которое дается каждому индивидуально и лишь помимо его сознания. Исследуя символику вина, мы нашли вполне точную характеристику этого знания - откровение. Мы не станем повторять выкладок о различении источника откровения, но внесем-таки некие новые рассуждения, подкрепляющие сказанное в предыдущих главах.
   Первое, на что мы обращаем внимание в вопросе истинности откровенного знания - это степень его соответствия Писанию, а в древние времена - Закону. Сии два идут рука об руку, и пророческие откровения не раз становились частью Писания. И, отдавая должное Закону, нельзя не отдать причитающегося и откровению: «Давай часть семи и даже восьми.» (Ек 11:2). Поняв сие, мы увидим, что заповедь Екклесиаста ничуть не более замысловата, чем совет Исайи: «Обращайтесь к закону и откровению.» (Ис8:20).
   С арифмологической точки зрения весьма характерны подробности явления Иисуса ученикам после Своего воскресения, даваемые Иоанном: впервые воскресший Иисус явился ученикам «в первый день недели» (Ин 20:19), то есть в воскресение, второй же раз пришел Он к ученикам «после восьми дней» (Ин 20:26); всего же согласно Иоанну являлся Иисус ученикам по воскресении три раза (Ин 21:14).
   Не будем чрезмерно поспешны в том, чтобы оставить эту тему, не увидев связи между первым и восьмым днями. Первый день недели в библейском календаре, как мы и сказали - воскресенье, но ведь и по прошествии восьми от первого дня снова наступает воскресенье. Таким образом день воскресный - первый, он же и восьмой, - есть день откровения. Свидетельством этого является автор самого грандиозного Откровения христианства: «Я, Иоанн, брат ваш... Я был в духе в день воскресный.» (Отк 1:9,10). Вот таким образом оказалась связана единица и восьмерка.
   Откровение может приходить, конечно, и в другие дни, но и тут нам не уйти от символа восьми: «После сего я снова со слезами молился, и также постился семь дней... В восьмую же ночь сердце мое пришло снова в возбуждение, и я начал говорить пред Всевышним, ибо дух мой вспламенялся сильно, и душа моя томилась.» (3 Езд 6:35-37); «И после семи дней [на восьмой]... душа моя приняла дух разумения, и я снова начал говорить пред Всевышним» (3 Езд 5:21,22).
   Как мы и отмечали в предыдущих главах, для восприятия в себе откровенной мудрости требуется установление внутреннего безмолвия, образом коего является совершение обрезания. Обрезание должно совершаться в заповеданное время: «Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола.» (Быт 17:12).
   Обращает на себя внимание и такой фрагмент: «Он [Товит] был восьмидесяти восьми лет, когда потерял зрение и через восемь лет прозрел.» (Тов 14:2); и это не единичный случай прозрения или исцеления, произошедшего в таких обстоятельствах (Деян9:33,34).
   И с Ноем во время потопа спаслось восемь душ: «В восьми душах сохранил семейство Ноя.» (2 Пет 2:5; 1 Пет 3:20).
   Приводя свидетельства о восьмерке, забудем ли мы, что «Моисей был восьмидесяти лет» (Исх 7:7), когда получил первое откровение Бога, явившегося ему в горящем кусте, а восемь видно в восьмидесяти и невооруженным глазом.
   Пропустим ли мы явно перекликающуюся с Екклесиастом (Ек 11:2) фразу: «Дней наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет» (Пс 89:10), - ясно, что подобный фрагмент нельзя понимать иначе, как символически, ибо есть люди, много не дожившие до семидесяти лет, равно как есть и люди, живущие много больше восьмидесяти лет. Ведь не среднестатистические же значения приводит Давид! А между тем связь с законом и откровением, потребным для его понимания, становится очевидна из последней фразы, особенно, если мы запишем семьдесят как 7 Х 10, а восемьдесят как 8 Х 10.

Часть II >

Hosted by uCoz