Письмо XXXV

ЗА ТЕМНОЙ ЗАВЕСОЙ


   

1 мая 1915

   Однажды ночью, когда умолк шум битвы, и полная луна освещала своими лучами истоптанную землю, заполненные людьми окопы, по-весеннему нежную зеленую траву и неброско раскрашенные цветы, я столкнулся лицом к лицу с могущественным Существом, закутанным в темную мантию. Неторопливой и величественной походкой двигалось оно вдоль передовых позиций.
   Увидев меня, существо остановилось. Остановился и я, пораженный его грациозностью, высоким ростом и окружающим его ореолом царственности. Его лицо было скрыто от меня.
   — Кто ты, — спросил он, — блуждающий здесь в этот час, как будто погруженный в раздумья?
   — Я — человек, которому о многом надо подумать, ответил я, а этот час более всего подходит для размышлений.
   — И о чём же ты размышляешь?
   — О войне — той, что под нами.
   — И о чём же ты думал, когда мы встретились?
   — Я думал о мире, — сказал я, — и спрашивал себя о том, как можно остановить эту кровавую бойню.
   — Закономерный вопрос, — сказало царственное Существо, — быть может, я смогу тебе чем-нибудь помочь.
   — Почему бы тебе не сбросить свое покрывало? — предложил я. — Я привык видеть лица тех, с кем разговариваю.
   Существо отбросило край мантии, закрывавший его голову, и я увидел лицо, выражение которого даже затрудняюсь описать. В нем отражались сила и злоба и еще странная красота, одновременно и недо-, и сверхчеловеческая. На нем как бы застыли вечная боль и вечная борьба; но в глазах горел огонь воли, поразивший меня своей силой.
   — Кто ты? — спросил я.
   — Какая разница, кто я, — ответило Существо. — Я тот, кто пришел, чтобы разрешить загадку, занимающую твои мысли.
   — Но ты не похож на ангела мира, — сказал я, — скорее, ты похож на тех, кто своими руками еще больше разжигает пожар войны.
   — Именно поэтому я и разбираюсь в том, как следует восстанавливать мир. Что может знать о мире миролюбивое существо? Только воину известен смысл этого слова.
   — Я готов выслушать всё, что ты мне скажешь, — ответил я ему, — поскольку вижу, что тебе известно кое-что о Законе.
   — Я — один из исполнителей Закона, сказал он, — и я знаю, как можно вернуть мир на Землю.
   — Ты расскажешь об этом мне?
   — Для этого я и пришел сюда, и для этого встретился с тобой, — ответил он.
   — А как ты обо мне узнал?
   — Я знаю всех самых сильных тружеников и еще многих из тех, кто менее силен. Ты из числа сильных.
   — То, что ты говоришь, — слишком большая честь для меня, — сказал я, — ведь я — всего лишь скромный солдат в армии исполнителей Закона.
   — Скромность — свойственна великим, — заметил он, пристально глядя мне в глаза, как будто стараясь определить, какой эффект произвели его слова.
   — Кто бы ты ни был, — сказал я, — а я догадываюсь, что существо ты необычное, знай, что вопрос о моем личном статусе уже давно перестал входить в сферу моих первостепенных интересов.
   — Вот поэтому ты и можешь послужить интересам мира.
   — Тогда говори, — попросил я.
   Некоторое время он смотрел на меня огненным вопрошающим взглядом, а затем спросил:
   — Ты устал от войны, от трудов войны?
   — Меня больше утомляет мое сочувствие к страждущим.
   — И ты хотел бы, чтобы они перестали страдать?
   — Временами мне кажется, — сказал я скорее сам себе, нежели ему, — что ради прекращения всех тех ужасов, что творятся там внизу, я с удовольствием отдал бы свою собственную жизнь.
   — Свою жизнь? А что ты имеешь в виду, говоря о собственной жизни?
   — Я имею в виду сознание своей свободы и свободу своего сознания.
   — Неплохое определение для жизни подобных тебе существ, — отметил мой собеседник. — Так ты в самом деле готов пожертвовать своей жизнью ради мира?
   — С радостью, если, конечно, это действительно сможет спасти мир.
   — Такое возможно.
   — Тогда не мог бы ты перейти сразу к делу? — потребовал я. — Я чувствую, что ты собираешься сказать мне что-то важное.
   — Что же может быть важнее, — возразил он, — чем принесение в жертву во имя мира такой жизни, как твоя?
   — Продолжай.
   — Есть способ, — сказал он, — освободить людей там внизу от дальнейших страданий, пожертвовав тем, что ты называешь "сознанием свободы и свободой сознания".
   — И вновь я говорю тебе — продолжай.
   — В моих силах, — сказал он, подходя всё ближе ко мне, и впиваясь в меня своими горящими глазами, в моих силах так повлиять на умы людей в сражающихся армиях, в армиях по обе стороны фронта, что они откажутся продолжать войну друг с другом.
   — И предадут каждый свою родину?
   — И восстановят мир, — поправил он меня.
   — А какая роль во всем этом будет отведена мне?
   — Очень важная роль.
   — Ты опять говоришь загадками.
   — Что ж, я объясню, — ответил он. — Но чтобы ты понял меня, я должен сначала рассказать тебе о том, кто я такой. Я — один из тех, кто служит Добру тем, что противостоит ему, и придает ему тем самым ещё большую силу и активность.
   — Так я и подумал. А теперь, можешь ты сказать мне прямо, для чего тебе понадобился я?
   — Я хотел предложить тебе следующее. Если ты действительно хочешь, чтобы эта бойня прекратилась — а она длится уже достаточно долго, чтобы достичь той цели, которой служу и я — залить весь мир кровью, причинить ему такие разрушения, каких не исправить потом и за десять лет созидательного труда, пробудить всю ту ненависть и все те дурные страсти, что гнездятся в сердце человека — если ты хочешь, чтобы эта бойня прекратилась, то у меня есть средство, которое может её прекратить.
   — Да, но при чем тут я?
   — Я уже давно за тобой наблюдаю, — сказал он, — и вижу, с каким усердием ты следуешь принципам, данным тебе твоим Учителем.
   — Тогда почему ты спросил меня при встрече, кто я такой?
   — Только для того, чтобы как-то начать разговор.
   — Так, так, — сказал я.
   — Я наблюдал за тобой, — повторил он, — и понял, что с твоей силой и твоими познаниями ты мог бы принести огромную пользу, если бы переменил свои симпатии и примкнул к нам. Твое сознание свободы возросло бы еще больше.
   — Но это сознание свободы было всего лишь моим определением жизни! Я полагал, что стараясь приспособить свое собственное суждение к ограниченности моего разума, ты скажешь мне, что потеряв свою жизнь, я обрету ее.
   Едва заметная улыбка слегка исказила морщинистое лицо стоявшего передо мною существа.
   — А ты был бы нескучным помощником, сказал он, — подумай еще раз, прежде чем отказаться от моего предложения.
   — Ты предлагаешь мне сделку, — ответил я, — но так и не сказал мне прямо, в чем же она заключается. А я — старый юрист и потому привык соблюдать формальности.
   Улыбка тут же слетела с лица моего собеседника, и он сказал мне:
   — Если ты станешь одним из нас, я остановлю эту войну.
   — А ты можешь?
   — Могу.
   — Как?
   — Я тебе уже говорил.
   — Но то лекарство, которое ты предлагаешь, — хуже самой болезни, даже если предположить, — в чем я лично сомневаюсь, — что пациент согласится его проглотить.
   — Значит, ты не согласишься пожертвовать собой, даже если я докажу тебе, что смогу выполнить свою часть сделки?
   — Не соглашусь.
   — Значит, на самом-то деле судьба мира тебя мало заботит!
   — Ты говоришь как настоящий немецкий пропагандист, — сказал я ему.
   — Ты хочешь сказать, что они рассуждают так же логично, как я, — уточнил он.
   — Я всегда удивлялся, — ответил я, — в какой это школе они так здорово освоили такую логику.
   — Так ты отказываешься от моего предложения?
   — Мне непонятно, почему ты вообще стал тратить на него свое время и силы.
   — В любом случае об этом не стоит жалеть, само общение с тобой — это уже настоящее удовольствие.
   — Я уже слышал раньше, что дьявол великий льстец.
   — Дьявол просто очень вежлив.
   Мы стояли, глядя друг на друга оценивающим взглядом. Он действительно был интересным объектом для изучения.
   Давай забудем на время о том, что у нас разные идеалы и разные цели, сказал ему я, — и поговорим просто как два разума...
   — Равные по своей силе, — вставил он.
   — Как два разума, — повторил я. — Скажи мне, почему, стараясь привлечь меня на свою сторону, ты решил сыграть на моей любви к миру и на моей готовности пожертвовать собой ради него?
   — А на чем еще я мог бы сыграть?
   — Но ведь должно же у меня быть какое-то слабое место, какой-то тайный грех, используя который твой острый ум мог бы попытаться меня пленить.
   О, я слишком умен для того, чтобы искушать тебя при помощи твоих скрытых слабостей, ибо ты полон решимости бороться с ними! Таким способом сбить тебя с пути невозможно. Только тех, кто недавно встал на этот путь можно без труда свалить, играя на их недостатках. Но с душами более великими мы боремся, используя их же добродетели.
   — Продолжай, — попросил я, — мне это и в самом деле интересно.
   — На земле говорят, — продолжил он, что ободрать кошку можно разными способами. Так же и нейтрализовывать работников, что служат Учителю, за которым следуешь и ты сам, тоже можно по-разному. Когда мы не можем сбить работника с пути при помощи его дурных страстей: его ненависти, злобы, жадности, похоти, зависти или страха, нам иногда удается ослабить его при помощи его благородных страстей: его любви, его преданности или готовности к самопожертвованию.
   — Благодарю за откровенность, — сказал я. — А теперь мне остается лишь пожелать тебе спокойной ночи.
   И я продолжил свой путь, говоря сам себе вполголоса:
   — Воистину, змея — коварнее всех тварей полевых, и человеку нужна вся его мудрость, чтобы противостоять ей.
   

   

Hosted by uCoz