VII. Различные явления смешанного характера.
    Прежде чем перейти к рубрике фактов, для объяснения которых сам г. Гартман находит необходимым сделать исключение из своих «методологических основ» и прибегнуть к «метафизическому, сверхъестественному объяснению» - к абсолюту, я должен упомянуть здесь о роде явлений смешанного характера, служащих подтверждением и пояснением вышесказанного заключения.
    Г. Гартман говорит: «Опытным доказательством, что писание это бессознательно лишь относительно, но сознательно для скрытого сомнамбулического сознания, -может служить то, что медиум, переходя в открытый сомнамбулизм, вспоминает, что было им бессознательно написано, и сообщает об этом изустно» (с. 73). И далее: «Если медиум в сомнамбулическом состоянии может изустно сообщать в точности содержание того, что было прежде написано на расстоянии и что совершенно неизвестно его бодрственному сознанию, то этим дается несомненное доказательство, что сомнамбулическое сознание медиума не устранено из его медиумических действий, но принимает в них определенное участие» (с. 142). Итак, если медиум будет писать в сомнамбулическом состоянии и не сможет «сообщить в точности» содержание того, что им было написано, не будучи в этом сомнамбулическом состоянии, но возвратившись к нормальному, -то мы получим «несомненное доказательство», что его сомнамбулическое сознание «.было устранено из его медиумических действий и не принимало в них определенного участия». В следующем факте мы имеем это доказательство.
    Корреспондент, подписывающийся буквами Т.П.Б., поручик армии, сообщает в журнале «Knowledge» «Знание», от 2 марта, следующий интересный случай писания планшеткой.
    «Несколько времени тому назад я начал производить опыты с планшеткой, держась в то время убеждения, что писание это (говорю о случае, где возможность обмана исключается) производилось бессознательным действием рук, покоившихся на машинке; но это объяснение, если оно правильно, повлечет за собою новое, весьма любопытное понятие о деятельности мозга. Мне посчастливилось иметь знакомую, у которой планшетка во всякое время писала замечательно хорошо, так что я мог предпринять разные интересные опыты. Когда я клал ее руку на машинку (которую я сделал сам, просверлив дырочку в край дощечки и воткнув туда карандаш) и ставил вопрос, ответ писался с изумительной быстротой, даже скорее, чем обыкновенное письмо, и весьма четко, хотя и различными почерками, нисколько не походившими на почерк медиума, что я считаю весьма замечательным. Сама дама не знала написанного, покуда не прочитывала его. В некоторых случаях сообщавшееся было известно только мне или кому-нибудь из находившихся в комнате и поэтому при теории бессознательного действия могло бы быть объяснено только посредством чтения мыслей.
    Но опыт, на который я в особенности желаю обратить ваше внимание, следующий: я несколько раз магнетизировал эту даму, и, как бывает в подобных случаях, заснувши, она могла отвечать на всякие вопросы, но при пробуждении ни о чем не помнила. (Мимоходом замечу, что если ей случалось наяву что-либо потерять или куда-нибудь заложить, то во сне она всегда могла указать, где эта вещь находилась.) Поэтому мне пришло в голову положить ее руки на планшетку во время магнетического сна. На поставленный вопрос ответ был написан как всегда; еще не читав его сам, я спросил ее, что было написано, в полном убеждении, что она немедленно ответит. Но она не могла этого сказать. Не доказывает ли это, что написанные слова не были произведением ее мозга ни в его нормальном состоянии, ни в том особенном, которое свойственно месмерическому сну? Мы должны поэтому допустить или третье состояние, доселе неизвестное, или прийти понемногу к мысли о постороннем деятеле, признать которого я далеко не склонен» («Light» 1883, р. 124).
    Ошибка г. Гартмана состоит в обобщении своего положения; во многих случаях писание будет делом сомнамбулического сознания, но это не исключает возможности того, что в других случаях оно подчиняется внушению, исходящему из постороннего источника. Эта возможность наглядно поясняется следующим случаем, рассказанным г. Юнгом, нам уже знакомым из цитат речи на неизвестном языке:
    «На сеансе, имевшем место у д-ра Гаскеля, в присутствии д-ра Бедда, гг. Кимбаля, Миллера, Кильберна и других, жена моя, находясь в трансе, говорила от имени итальянки, называвшей себя Леонорой; так как жена моя была часто магнетизируема, то один из присутствовавших выразил мысль, что говорящий «дух» был не что иное, как «дух» самого магнетизера, находившегося тут в числе других посетителей, и предложил, чтоб магнетизер устранил влияние, под которым она находилась, и, подчинив ее собственному влиянию, заставил ее говорить. Как только это было сказано, она тотчас пришла в нормальное состояние, затем была замагнетизирована и, повинуясь воле магнетизера, начала петь с большим чувством известную песнь «Annie Laurie». Этот опыт доставил скептикам большое удовольствие и вполне доказал правильность их теории. Но ликование их было недолго: когда она пела последний стих и только допела его до половины, прежнее влияние выхватило ее из-под власти магнетизера, который уже ничего не мог сделать с нею. Он усиленно старался заставить ее окончить песнь, но напрасно; не успев в этом, он хотел освободить ее, по крайней мере, от овладевшего ею влияния, но впервые ничего не мог сделать с субъектом своим. Тогда один из скептиков, видя неожиданный оборот дела, заявил такое требование: если медиум находится под влиянием итальянского «духа», то пусть запоет на этом языке. Как это ни покажется чудесным, но требование было немедленно исполнено, и все пришли в восхищение от превосходного музыкального исполнения. Между нами не было итальянцев, но были лица, настолько понимавшие язык, что могли судить о его правильности. Подобные опыты были повторены несколько раз, причем жена моя также и говорила по-итальянски».
    Мы видим здесь, что внушение, исходившее от видимого магнетизера, -должно было уступить внушению более сильного магнетизера, хотя и невидимого. Вот другой случай, где невидимый внушитель должен уступить место другому, также невидимому внушителю, или сообщение, диктованное, быть может, сомнамбулическим сознанием медиума, внезапно прерывается сообщением из другого источника. Г. Бриттен, писатель, очень известный в спиритической литературе, сообщает в письме своем к редактору «Religio-Philosophical Journal» следующий факт:
    «Однажды утром, в 1852 году, я находился на сеансе в Гринфильде (Масс.), где медиумом был столь известный впоследствии Д.Д. Юм. В то время как кто-то из участвующих говорил азбуку и получалось сообщение посредством стуков, вдруг они сделались очень громкими и условным их числом (пять) была потребована азбука. Кто-то заметил, что не было никакого смысла в таком требовании, так как азбука и без того уже говорилась. Тот же сигнал был дан сильным движением стола, на что кто-то заметил, что дикий беспорядок заменил царившую гармонию. Догадываясь, в чем дело, я сказал кружку, что тут может быть и не беспорядок, что явилась другая личность и прервала получавшееся сообщение, имея, вероятно, сказать нечто важное, не терпящее отлагательства. Это тотчас было подтверждено громкими стуками в разных частях комнаты и сильнейшими движениями стола. Я стал говорить азбуку и получил следующую депешу: «Ступайте домой, ваш ребенок очень болен, отправляйтесь тотчас, а не то опоздаете к поезду». Схватив свой дорожный мешок, я тотчас же отправился. Едва я вышел на улицу, как услышал свисток подходившего поезда, в тот день последнего, с которым я мог бы попасть домой. До вокзала было около одной осьмой мили. Бежавши изо всех сил, я прибежал на станцию, когда поезд уже трогался, и только успел вскочить на заднюю площадку последнего вагона. Вернувшись домой, я узнал, что спиритическая депеша вполне соответствовала действительности» («Light», 1881, р. 266).
    Какая, по мнению Гартмана, могла быть причина перерыва этого сообщения? Что она не крылась в медиуме - это очевидно. Быть может, то была телепатическая депеша, посланная сомнамбулическим сознанием одного из членов семейства Бриттена? Но Гартман не допускает умственных сообщений на большом расстоянии иначе как в галлюцинаторной форме (о чем мы будем говорить далее), а здесь оно выразилось стуками и движениями стола; и откуда то отдаленное сомнамбулическое сознание могло знать о приближавшемся поезде?
    Вот другой подобный случай, где причина перерыва не выяснена, но одинаково не представляется достаточного основания отыскивать ее в самом медиуме. Заимствую этот случай из книги пастора Баллу в цитате, приведенной проф. Гером в своем сочинении «Опытные исследования спиритических явлений», § 1602:
    «По приглашению невидимых деятелей я должен был говорить в назначенное время проповедь, с уверением с их стороны, что они при этом будут выражать стуками свое одобрение, что и было в точности исполнено. Однажды на сеансе совершенно неожиданно, когда никто об этом не думал, сложился вопрос: «Выбран ли вами текст для проповеди в следующее воскресенье?» - «Выбран, но только один, - ответил я, - не укажете ли вы мне текст для вечерней проповеди?» - «Хорошо». - «Какой же?» - спросил я. Сложилось слово «вторая», и остановилось. Покуда я дивился этому молчанию, объявилась другая личность и стала сообщаться не стуками, как предшествовавшая, а движениями стола. Она сказала, что ее предшественник, сообщавшийся стуками, был отозван на несколько минут, но скоро вернется. Действительно, через четверть часа он вернулся и закончил сообщение словами: «Глава 1-го Послания к Коринфянам, стих 12 и 13. Никто из присутствующих не мог вспомнить содержания указанных стихов, оказавшихся вполне пригодными для проповеди». - Если б этот перерыв был делом сомнамбулического сознания, где разумная причина замещения стуков движениями стола?
    Вот другой случай, где нам приходится выбирать между признанием третьего фактора или alibi (нахождения в другом месте) сомнамбулического сознания:
    «Мисс Мэри Баннинг, медиум, находясь 14 июня 1852 года в доме г. Мура, в Уинчестере, желала получить сообщение от своего отшедшего брата Иосифа Баннинга, но он против обыкновения не заявлял себя. Вызов был повторен в продолжение вечера, и опять без результата; наконец поздно вечером, когда общество было уже готово разойтись, стуки неожиданно заявили о присутствии Иосифа Баннинга, который объяснил, что ранее он быть не мог, ибо «весь день был с сестрой своей Эдитой». Эдита Баннинг проживала в Гартланде, в шестнадцати милях от Уинчестера, и занимала там должность школьной учительницы. Вскоре Мэри Баннинг получила письмо от Эдиты, писанное наутро после вышеприведенного случая у г. Мура, в котором она сообщала сестре, что брат Иосиф был с ней накануне в продолжение всего дня, проявляя себя стуками» (S.R. «Britten and Richmond a discussion of the facts of spiritualism», New York, 1853, p. 289).
    Вот две сестры-медиумы, мисс Мэри и мисс Эдита Баннинг, и их сомнамбулическое сознание, одинаково настроенное в данную минуту, должно было дать каждой из них одинаковое удовлетворение или, иначе сказать, так называемый дух Иосифа Баннинга, их брата, должен бы был проявиться у обеих сестер одновременно! Но на деле вышло иначе.
    Под этой рубрикой я могу упомянуть об одном случае из моего личного опыта в домашнем кружке; хотя первая часть его и не принадлежит собственно к этой рубрике, но я привожу ее здесь в виде вступления к следующей части его, где фигурируют те же личности. 17 (29) октября 1873 года, во вторник, я был в Лондоне, на сеансе профессионального медиума, г-жи Олив; один из ее невидимых внушителей Гамбо, называвший себя ямайским негром, обращаясь ко мне, сказал, между прочим, что любит заниматься развитием медиумов. Заметив на моем пальце изумрудное кольцо, он прибавил, что не любит изумруда, ибо эманации его нехороши, но что мне лично они не вредят, так как это кольцо память друга (это было верно, кольцо подарено мне В.И. Далем), и затем сказал, что он и вообще духи предпочитают алмаз, как символ чистоты. «Жена ваша, - продолжал он, - носит бриллиант на безымянном пальце» (это было также верно). - «Видите ли вы ее?» - спросил. - «Да, знатный медиум (и это было верно); добрая леди, ее левая рука не знает, что дает правая» (и это опять была правда). Он обещал посетить нас в Петербурге, чтобы содействовать медиумическому развитию моей жены, и мы уговорились, что первое его посещение будет в пятый вторник, считая с 17 октября, т.е. 20 ноября, в 8 ч вечера, и что он будет сообщаться стуками, так как жена моя в трансе не говорила. Я выбрал вторник потому, что в ту пору всегда по вторникам имел с женою сеанс совершенно интимного характера. Когда я вернулся в Петербург, сеансы возобновились; я никому ничего не сказал об обещании Гамбо, и, когда настал сеанс 20 ноября, разумеется, я был занят мыслью, удастся ли этот опыт, чего, конечно, очень желал. Но из него ничего не вышло. Что помеха была не со стороны жены, это доказывается тем фактом, что сеанс не прошел без результата и мы получили разные другие сообщения; следовательно, ее сомнамбулическое сознание функционировало; представлялся отличный случай прочитать в моих мыслях и заставить говорить м-ра Гамбо. Условия к тому были самые благоприятные, ибо, как говорит Гартман:
    «Медиум всегда сильно заинтересован, чтобы угадать явные или скрытые мысли присутствующих, так как в его интересе вызвать удивительные явления; а между тем нет ничего поразительнее для «здравого человеческого смысла» как проявления такого знания, которым присутствующий ни с кем не делился и которого, быть может, даже вовсе нет в его бодрственном сознании. Поэтому волю, направленную к воспринятию, надо предположить имеющейся у медиума всегда налицо. Если же медиум работает с людьми, которые со своей стороны также живо заинтересованы тем, чтобы удивительные явления совершались, то и в них должна развиться воля, направленная к поддержке медиума по мере возможности и к облегчению ему исполнения его задачи. А через это бессознательная воля побуждается к передаче представлений. Сверх того, в сеансах кружков руки соседних лиц прикасаются, так что условия для передачи мыслей становятся крайне благоприятными» (с. 90). Почему же эта передача мыслей не состоялась - ведь все условия были налицо?
    Как бы то ни было, опыт не удался; я этому не удивился, зная, сколь мало можно полагаться на обещания этих собеседников, и более об этом не думал; не имея чем похвастаться, я никому об этом ничего не сказал. В следующий вторник мы, по обыкновению, уселись за свой сеанс, но на этот раз втроем, с проф. Бутлеровым. Я потушил свечку, но комната весьма достаточно освещалась газом с улицы. Была потребована английская азбука; я стал ее говорить и записывать буквы, указываемые ударами ножки стола, за которым мы сидели. Так как я не мог схватить смысла, то остановился и зажег свечку, чтобы ориентироваться; жена уже была в трансе и на бумаге находились следующие буквы:
    «gamhereanewaslasttemewtghou».
    Увидав, что что-то складывается, что можно будет потом разобрать, я скорее погасил свечку и продолжал говорить азбуку. Смысла я опять схватить не мог, но когда сообщение кончилось и я зажег свечку, то оказалось, что на этот раз я записал почти без ошибок следующее:
    «As I promised, but I cannot yet take entirely control of her. Hambo». («Как я обещал, но я еще не могу вполне овладевать ею. Гамбо».)
    Некоторые буквы указывались иногда и стуками в столе, а последнее слово сложилось сильнейшими его движениями. Жена моя все время была в трансе и по окончании сообщения спокойно пришла в себя. Тогда я принялся разбирать первую фразу и с заменою нескольких букв, очевидно, неправильно записанных, получил следующее:
    «I am here, and was last time with you («Я здесь и в тот раз также был с вами».).
    Зачем же сомнамбулическое сознание медиума открывает в моем мозгу представление Гамбо и персонифицирует его, когда я уже о нем не думаю и когда это представление находится в моем мозгу уже в скрытом состоянии, зарытым в глубинах моего замаскированного сомнамбулического сознания?
    Познакомив моих читателей с Гамбо, я могу передать теперь тот случай - единственный в летописях спиритизма, - который прямо относится к этой рубрике. В следующий сеанс мы также были втроем и ожидали появления Гамбо; вместо того была потребована русская азбука; после нескольких русских фраз, относившихся до медиумизма жены, и когда они были нами прочитаны, снова была потребована азбука; я потушил свечку; говоря и записывая русские буквы и не имея возможности их читать, я заметил: «Тут написано у и ч, это, вероятно, английское слово which (которое произносится уич), следовательно, надо говорить английскую азбуку» и я начал. Сообщение вскоре остановилось, я зажег свечку и увидал, что мною было записано совершенно правильно по-английски:
    «уоич wife» (ваша жена).
    (Английское прописное r, пишется как русское ч.)
    Итак это не было уич, но уоич, и это слово было сложено, когда я говорил русскую азбуку; итак, диктовавший их воспользовался формою русских букв, отражавшихся в моей мысли по мере того, как я их произносил, чтоб составить таким образом английское слово уоич (ваша). Что сообщения на иностранном языке делаются русскими буквами, по созвучию их с иностранными буквами, когда говорится русская азбука, это мне случалось видеть не раз, почему я и принял русские буквы уич, за английское слово which; но, чтобы воспользовались формою русских букв, соответствующих формам некоторых иностранных букв, для составления иностранного слова, -это я увидал в первый и последний раз и нигде в летописях спиритизма я ничего подобного не встречал. Спрашивается теперь: зачем сомнамбулическое сознание моей жены, которая одинаково располагала азбуками русской и английской, не потребовало тотчас английскую азбуку или, наконец, не указывало на русские созвучные буквы для передачи английских слов, причем английское слово уоич передается легко и точно двумя русскими буквами юр? Но нет! Русская азбука была употреблена таким именно способом, каким употребил бы ее иностранец, не знающий этой азбуки и только выбирающий буквы, похожие по форме на буквы своего языка.
    Случаи подобного рода, указывающие на достаточное основание предполагать участие третьего фактора, многочисленны в спиритизме, но их мало ценят. Вот, напр., что говорит д-р Вольф о медиуме Мансфельде, писавшем однажды обеими руками зараз и в то же время с ним разговаривавшем: «Я видел Мансфельда, писавшего два сообщения одновременно: одно правой рукой, другое левой и оба на неизвестном ему языке. Будучи занят таким образом, он в то же время вел со мной деловой разговор или продолжал беседу, начатую до этого двойного писания. Таким образом, пока он разговаривал со мной, его обе руки также были заняты разговором. Однажды, я помню это очень хорошо, когда он писал обеими руками на двух различных языках, он сказал мне: «Доктор, знали ли вы в Колумбии человека по имени Якобе?» Я ответил утвердительно; он продолжал: «Он здесь и желает вам сказать, что он покинул тело сегодня утром». Это известие оказалось верным, а случилось это на расстоянии нескольких сот миль. Какое объяснение может быть предложено для этого одновременного тройственного проявления разумности и силы?» (Вольф, «Поразительные факты в современном спиритуализме», 1874, с. 48).
    Достопочтенный Дж. Б. Фергюссон свидетельствует о подобном же факте в своей книге «Supramundane facts» («Сверхчувственные факты») (London, 1865, р. 57).
    О таком же более современном факте повествуется в «Трудах Лондонского Общества психических исследований» (1887, с. 222).
    Г. Крукс свидетельствует о подобном же факте: «Я видел как мисс Кэт Фокс (позднее м-с Иенкен) писала автоматически сообщение для одного присутствующего лица, в то время как другому лицу о другом предмете давала сообщение азбукой посредством стуков, и вместе с тем все это время она свободно разговаривала с третьим лицом о предмете, не имевшем ничего общего с получавшимися сообщениями» (Крукс, «Researches», p. 95).
    Я сам помню, как м-с Иенкен, бывшая мисс Фокс, находясь в моем кабинете и сидя против меня за письменным столом, писала сообщение в то время, как стуки раздавались около нее в полу справа и слева от нее не попеременно, а одновременно.
    В области физических явлений есть много случаев, когда игра производилась на многих музыкальных инструментах зараз (до шести), что также указывает на множественность сознательно действующих центров напр. (см. «Light», № 372, или «Ребус», 1888, с. 290).
    Закончу эту рубрику рассказом о замечательном факте, происшедшем в самом начале спиритического движения и напечатанном в «Rochester Daily Magnet» от 26 февраля 1850 года, за подписями всех восьми лиц, бывших его свидетелями. Заимствую его из книги Capron «Modern Spiritualism», но в сокращенном изложении (с. 82-87). Речь идет о двух одинаковых слово в слово сообщениях, получившихся одновременно стуками в двух одна от другой отдаленных комнатах того же дома. Г. Дрэпер, имея у себя в семействе ясновидящую, обратился через нее к Бенджамину Франклину, которого, по ее словам, она видела, с вопросом: «Возможно ли устроить сообщение между двумя отдаленными пунктами посредством стуков?» На утвердительный ответ Франклина и согласно полученным инструкциям, обе девицы Фокс, Катерина и Маргарита были приглашены Дэвидом Дрэпером вместе с несколькими приятелями на 15 февраля. Часть общества с одним из медиумов осталась в гостиной, а другая с другим медиумом удалилась в комнату на противоположной стороне дома. В обеих комнатах присутствующим в них слышались стуки. Но так как в обеих комнатах было много помех от беспрестанно входивших и выходивших, то первая компания в гостиной вскоре получила следующее сообщение: «Дело идет не так, как я указал, поэтому теперь продолжать нельзя; в каждой комнате должно быть не более четырех лиц». Когда потом сличили это сообщение с полученным в другой комнате, они оказались тождественными. Второй опыт был назначен на 20 февраля. Требуемый порядок был на этот раз соблюден. Первая часть общества получила следующее сообщение: «Теперь, друзья, я готов. Большие перемены произойдут в XIX столетии. То, что теперь кажется темным и таинственным, станет для вас ясным. Мир просветится. Я подписываюсь своим именем - Бенджамин Франклин. В ту комнату не ходите». Вторая часть общества получила буквально такое же сообщение, за исключением последней фразы, которая была заменена следующей: «Ступайте в гостиную и сравните записанное» (с. 86). Как объяснить этот факт естественным путем? Бессознательной передачею мыслей между обоими медиумами, находившимися в разных комнатах? Но так как оба медиума должны были действовать одновременно, то передача впечатлений должна была скреститься и произвести путаницу; если предположить, что одно сообщение было получено одним медиумом раньше, а потом уже немедленно воспроизведено другим, то затруднений не меньше. Или это стачка между медиумами, заготовившими наперед два одинаковых сообщения? Но не надо забывать, что медиумы были почти дети и, кроме того, что никогда ни один медиум не вызывал стуков по желанию. И, наконец, все эти попытки объяснения рушатся перед тем фактом, что в первый раз медиумы даже не знали, что были приглашены для специального опыта и в чем он имел состоять, как это положительно утверждает г. Дрэпер (с. 84).