Несколько заключительных слов.

    Теперь, когда факт индивидуального посмертного существования человеческого духа установлен, вопрос о его самоличности с точки зрения субъективной приобретает права, в которых до сих пор ему было отказано. Точка зрения объективная неумолима; ее требования совершенно иные; с этой точки зрения утверждается во имя логики, что абсолютное, математически несомненное доказательство невозможно. Точка зрения субъективная совсем другая; ее требования далеко не так строги; то, что было недостаточно для логики, оказывается достаточным для вердикта по чувству, по внутреннему убеждению, которое основывается на совокупности данных, неуловимых для суждения объективного, но неотразимой силы для убеждения субъективного. То, что для меня совершенно убедительно и доказательно - ничто для другого. Напр., что касается лично меня самого, то у меня не было ни одного случая доказательства самоличности, который я мог бы представить; но на одном сеансе, совершенно обыкновенном, даже с лицами, хорошо мне знакомыми, сложилось имя моей покойной сестры, - она сказала мне всего четыре слова самых простых; но в этих четырех словах, в том, как они были сказаны, - заключалась вся драма моей интимной жизни, и я имею глубокое убеждение, что никакая бессознательная игра сознаний присутствующих на сеансе лиц не смогла бы формулировать эти простые четыре слова. Есть тысячи подобных доказательных случаев, полученных обыкновенным путем, письмом или словом в присутствии лиц, знавших отшедшего; для этих лиц все хитроумные гипотезы, помимо спиритической, - пустые увертки; я прошел эти случаи молчанием, ибо цель была представить объективные неоспоримые доказательства, полученные в отсутствие лиц, знавших отшедшего, - чтоб угодить требованиям неумолимой, придирчивой критики. Но такого рода доказательства очень трудны, очень редки и попадаются только случайно; требовать их во что бы ни стало есть насилие, ибо они противны и смыслу, и сущности дела: очевидно, что главная цель отшедшего - заявить, удостоверить свое существование тому, кто его знает, - тому, для которого одного факт этот дорог.
    Необходимо и здесь упомянуть, что, подобно тому как в анимизме реальность его фактов подтверждается также и фактами самопроизвольными, помимо всякого экспериментирования, - так точно реальность бытия индивидуальных существ неземных, сверхчувственных, установленная на основании фактов спиритических, также подтверждается и фактами самопроизвольными, помимо всякого экспериментирования, - фактами, существовавшими во все времена, но которые, вследствие невозможности подвергнуть их экспериментированию, были отнесены к области предрассудков. Я говорю о явлениях лиц умерших - во сне или наяву. Аналогия этих фактов с фактами анимизма и спиритизма совершенно очевидна. В случаях «телепатических» бывает часто трудно определить момент, когда случай анимический переходит в спиритический: проявляется ли тут энергия умирающего или умершего? Лондонское Общество психических исследований, специально занявшееся явлениями прижизненных призраков, допускает, что призраки, являющиеся даже через двенадцать часов после смерти, могут быть еще отнесены к числу прижизненных («Прижизненные призраки», т. I, с. LXIV, 511). Далее этого срока «доказательства недостаточны». Вот мнение трудолюбивых авторов этого краеугольного в области психизма сочинения: но они далеки от того, чтоб отрицать возможность факта. «Смерть, - говорят они, -может быть рассматриваема, насколько нам представляется, не как прекращение, но как освобождение энергии» (там же, с. 231); следовательно, телепатическое действие может одинаково быть приписываемо и причине внеземной: «так как наша телепатическая теория чисто психическая, без всякой примеси чего-либо физического, то она совершенно приложима и к состояниям внетелесного бытия» (там же, с. 512). Их требования для допущения причины внеземной гораздо менее строги, чем наши. Они говорят: «Совершенно специальные черты должны быть налицо, чтоб допустить даже предположение о какой-либо действующей причине, находящейся вне духа самого перципиента: напр., если б одну и ту же галлюцинацию имело несколько лиц, каждое отдельно и в разное время, или если б призрак сообщил сведение, о котором перципиент никогда ничего не знал и которое потом оказалось бы верным; это последнее условие, вероятно, единственное, могущее доказать внешнюю разумную причину». И мы с удовольствием констатируем следующее за этими словами признание: есть налицо несколько доказательств обоих этих типов, такого свойства, которое налагает на нас обязанность оставить этот вопрос открытым для дальнейшего исследования. Для суждения о настоящем положении вопроса смотри статью г-жи Сиджвик «О доказательствах, собранных Обществом психических исследований по вопросу о посмертных призраках» в части VIII «Proceedings» (там же, с. 512). Поэтому можно утверждать, что придет время, когда факты этого рода будут наконец собираемы и изучаемы, не подвергаясь презрительному остракизму науки и общественного мнения.
    Теперь, когда мы знакомы с явлениями анимизма и спиритизма, вопрос о появлении призраков представляется в виде совершенно ином. Наши настоящие понятия о силе и материи должны будут подвергнуться радикальному изменению. В явлении материализации мы имеем, так сказать, демонстрирование творчества воочию, наглядный опыт «экспериментальной метафизики», как выразился Шопенгауэр; нам доказано фактами, что материя есть только выражение силы - превращение воли в бытие, или, другими словами, что материя есть только объективация, представление воли (смотри мою статью «Медиумизм и философия» в Русском Вестнике» 1876 года). Мы можем допустить, что появление призрака есть нечто иное, как явление психическое - «вещая галлюцинация», вызванная внушением, исходящим из центра сознания внеземного; и мы можем точно так же допустить, что этот призрак способен произвести и физическое действие, будучи в таком случае материальной объективацией воли, принадлежащей тому же центру сознания. То и другое возможно, смотря по данным условиям.
    Не бесполезным будет напомнить здесь, в конце моего труда, сказанное мною уже в начале главы I по поводу трансцендентальных фотографий; а именно что человеческие фигуры, принимаемые за изображения «духов», представляющиеся либо внутреннему зрению медиума, либо являющиеся путем трансцендентальной фотографии или путем материализации, вовсе не действительно присущие им образы в принадлежащей им сфере бытия, а только образы временные, созданные усилием памяти и воли для специальной цели признания личности в здешней сфере. Именно слово «дух» является источником недоразумений, когда дело касается спиритизма. Мы привыкли ассоциировать слова «дух», «душа» с нашими обычными понятиями о человеческом существе, и мы переносим те же самые представления в область трансцендентальную. Между тем, на самом деле, мы вовсе не знаем, что такое «дух» - как тот, который, по нашему предположению, одушевляет человеческое тело, так и тот, который, по тому же предположению, переживает его. Эти смутные понятия наши о «духе» порождаются еще и другим источником недоразумений, а именно нашими понятиями о времени и пространстве, коими мы невольно обусловливаем наше представление о «духе». Мы, правда, допускаем по логике, что «дух» должен находиться вне времени и пространства, а вместе с тем мы придаем ему образ, телесность - что необходимо должно быть обусловлено временем и пространством. Противоречие очевидное. Критическая философия пользуется именно этим противоречием, чтоб смеяться над учением о «духах» и их проявлениях. Она отрицает индивидуальное посмертное бытие, основываясь именно на той аксиоме, что время и пространство суть только формы познавания, обусловливаемые человеческим организмом; с исчезновением этого организма исчезают и эти формы познавания, а следовательно, исчезает и индивидуальность, находящаяся в зависимости от понятий времени и пространства. Но если вещь в себе существует (как то допускает эта самая философия) не в единстве, а во множественности, то мы можем предположить, что человеческий дух, как нечто индивидуальное, есть также одна из этих вещей в себе, и, следовательно, ее отношения к другим вещам в себе также образуют формы познания, ей одной свойственные и ничего общего с нашими не имеющие. Монада, как центр силы и сознания, на дальнейшей ступени развития, - индивидуальная сущность, одаренная разумом и волею, - вот единственное определение, которое мы могли бы попытаться дать понятию о «духе». Проявляясь снова в земной сфере, он необходимо должен облекаться в форму человеческую, земную. Таким образом, появление призрака, видимого или осязаемого, было бы не чем иным, как временною объективациею человеческой трансцендентной индивидуальности, облекающейся в ту или другую форму личности в мире феноменальном.