II. Общее описание призрака.


   I. Образование призрака.II. Общение призрака с физическим телом.III. Призрак блестящ.IV. Одеяние призрака.V. Условия опытов.
   I. Образование призрака. Мы видели, что субъекты, подвергаемые действию магнетизма более или менее долгое время, экстериоризуются, т. е., при сохранении их обычного сознания чувствительность их, исчезнувшая с их кожи в начали сеанса, излучается теперь вокруг них на расстояние до 2 м. 50 см. и даже 3 метров. Начиная с известного момента, эта чувствительность, которую все субъекты видят в форме тумана, беловатого, серого или сероватого флюида, иногда со слегка радужными оттенками, сгущается и располагается по обеим их сторонам, на расстоянии от 20 сантиметров (г-жа Ламбер) до 80 (Эдме и Леонтина).
   Субъекты полковника де-Роша видели с правой стороны своей правую половину своего призрака, с левой стороны — левую половину призрака, и обе половины были окрашены и вполне походили на соответствующие стороны их тела. Я ничего никогда подобного не наблюдал даже с субъектами полковника. Может быть, это происходит от того, что полковник и я употребляем различные способы; во всяком случае, у всех без исключения субъектов, раздвоение которых я производил, флюидические массы, которые сгущаются по сторонам их, скорее походят на колыхающуюся колонну с неправильными контурами, чем на половину человека. При продолжающемся магнетизировании, в известный момент, проявляется некоторое притяжение для их соединения. Правая колонна, более притягиваемая, берет самый короткий путь, чтобы соединиться с левой и приблизительно на месте, занятом последней, скоро образуется призрак. Образование это всегда совершается одинаковым образом у одного и того же субъекта и мало чем отличается у всех субъектов. Чем многочисленнее раздвоения у последних, тем скорее происходит образование призрака. Правая колонна проходит обыкновенно позади субъекта, чтобы соединиться с левой, с которой она сливается, но бывает много исключений. Леонтина составляет замечательное исключение. Обе колонны стремятся соединиться. Если есть свободное место между магнетизером и субъектом, правая колонна быстро проходит к левой. Если место недостаточно велико, она безуспешно старается пройти к левой колонне, и субъект, дергаемый в обе стороны, теряет терпение, раздражается и, наконец, предлагает экспериментатору отойти. Когда место освобождается, субъект выставляет вперед верхнюю часть тела, протягивает раскрытые руки, сжимает кисти и делает руками движение к себе, точно он хочет что-то схватить на пути. У Эдме и Терезы правая колонна тоже проходит впереди них, даже если магнетизер крепко их держит, руки в руки и колени между колен, как это приходится часто делать, чтобы лучше следить за ощущениями субъектов. Жан представляет еще более замечательное исключение. Чувствительность излучается вокруг неё и не сгущается направо в флюидическую колонну, но рассеянная масса приближается к субъекту, постепенно проходит по передней части тела, слегка касаясь кожи, и удаляется на уровне селезенки, чтобы соединиться с колонной, которая начинает образовываться с левой стороны, на расстоянии 40—60 сантиметров.
   В этот момент у всех наблюдаемых мною субъектов эта флюидическая масса не похожа на человека: это неопределенная масса, туманная колонна, заметно выше и обширнее субъекта. Под действием магнетизирования последнего эта масса уменьшается в объеме, становится блестящее и постепенно принимает человеческую форму. Вскоре эта форма, которая продолжает сгущаться, принимает облик субъекта: это его двойник, его призрак, который всегда стоит по левую его сторону, иногда немного впереди, как у Ненетты и Эдме. Контуры более или менее ясные и точные, особенно в верхней части, которая значительно деятельнее нижней.
   Под действием продолжающейся магнетизации призрак еще более сгущается и делается блестящее, особенно у головы. Достигнув известной степени сгущения, он принимает позу субъекта. Если последний комфортабельно сидит в кресле, призрак садится в другое кресло, поставленное для него в месте, которое он должен занимать, и тут он повторяет, как тень, все движения и жесты субъекта. Это портрет последнего; изображение объективное, реальное, так как отражаемое в зеркале, преломляемое при переходе из одной среды в другую, как всякий свет, оно может иногда быть сфотографировано. Вот пример повторения движений, которое наблюдается у всех субъектов, если раздвоение достаточное.
   Я поднимаю левую руку субъекта, который сейчас же говорит, что двойник поднял левую руку. Я опускаю руку эту и поднимаю правую; субъект тотчас же восклицает, что двойник поднял правую руку. То же самое явление происходит и с движениями ног, головы, туловища, вплоть до малейших жестов. Эти движения реальны, потому что когда бывает темнота и в качестве свидетелей имеется один или несколько субъектов, последние, не видя движений экспериментатора и субъекта, различают все движения призрака при полном молчании первых двух.
   Здесь явление осложняется. В темноте, если я беру кусок материи, носовой платок субъекта, ваш или свой, например, и кладу его развернутым на руку субъекта, прикрывая ее, при поднятии руки субъект говорит, что двойник поднял такую-то руку, но что он не видит кисти руки. Кусок материи непрозрачен для глаз призрака. То же самое происходит и со всеми частями тела. Но эта материя делается прозрачной, если я положу ее на 2—3 минуты на кресло, занимаемое призраком. Когда я после этого поднимаю руку, закрыв кисть, субъект тотчас же говорит, что двойник поднял такую-то руку, и не упоминает о кисти, которую видит, как и руку; тогда приходится обратить его внимание на кусок материи, чтобы он признал, что материя — тут, почти невидимая на его руке.
   Самовнушение и внушение экспериментатора или свидетелей не играют никакой роли в этом явлении. В темноте я положил, ничего не говоря, неведомо для всех носовой платок на кресло, занимаемое двойником, и после целого ряда предшествовавших опытов я положил платок на кисть руки, как будто я повторял опыты. Ничего не знающий субъект не может применить самовнушение. Я продолжаю затем опыт с платком, который не был в двойнике, и, прикрыв им кисть руки, я громко говорю, что субъект увидит кисть руки, потому что, уверяю я, платок прозрачен. Я поднимаю руку, но субъект говорит, что двойник поднял такую-то руку, но что он не видит кисти руки. Я снова уверяю его, что он должен видеть ее; он утверждает в свою очередь более энергично, что не видит ее. В обратном опыте, т. е. закрыв кисть руки платком, который побывал в призраке, и громко утверждая, что субъект не может видеть кисти сквозь платок, он тотчас же заявляет, что отлично видит ее.
   Можно еще возразить, что бывает мысленное внушение, так как я знаю, что должно произойти. Это возражение само собой отпадает на следующем опыте. Я беру два одинаковых платка: один из них будет прозрачный, так как лежал на кресле, занимаемом призраком; другой непрозрачный, потому что не был на кресле. Один из них, скажем прозрачный, имеет заметный знак на левой стороне, невидимый на правой. Я передаю оба платка одному из свидетелей и прошу его подать мне в известный момент сперва один платок, какой он пожелает; затем другой, чтобы я наперед не мог знать, что произойдет. Поднимая руку или ногу, покрытую платком, субъект всегда видит ее, если она покрыта прозрачным платком, и никогда не видит ее под платком непрозрачным.
   Самовнушение и внушение, мысленное и даже словесное, не имеют, следовательно, никакой роли в этом явлении. Так как то же самое относится и к тем явлениям, которые я описываю в следующих главах, то я более не распространяюсь об этом.
   Если, поднимая руку, вложить в нее какой-нибудь предмет, то некоторые субъекты всегда видят руку призрака пустою, но Леонтина и Ненетта видят раздвоенный предмет. Вот пример с Леонтиной.
   Как и раньше, в темноте я поднимаю левую руку субъекта и кладу в руку свой смятый сложенный платок. — "Двойник поднял левую руку, — говорит субъект, — что-то есть у него в руке: белье, что-то белое, носовой платок". Убрав платок и опустив руку, я поднимаю правую, взяв в нее маленькую книжку. — "Двойник поднял правую руку, — продолжает субъект, — у него вещь в руке, книжка".
   Если продолжать магнетизирование субъекта, для получения большего сгущения призрака, последний получает способность удаляться от субъекта; его лицо принимает иногда выражение заметно другое, чем у субъекта, он перестает копировать движения последнего и становится более способным производить явления, которые я опишу в следующих главах. Но эта способность зависит всегда от некоторых важных условий. Требуется во-первых, чтобы он мог приобрести нужную для того силу, а затем, чтобы он хотел этого, потому что, унося с собою способность мыслить, хотеть, рассуждать, словом, все, что составляет индивидуальность субъекта, он становится исключительным обиталищем сознания.
   В начале опытов большинство призраков тяжелы, неловки и трудно перемещаются. Когда призрак Ненетты переходил из одной комнаты в другую, он всегда ударялся руками и плечами, проходя через широко открытые двери, и субъект всегда горько жаловался на это. Он никогда не хотел проходить, если около двери был кто-нибудь, так как было "мало места". Во избежание этих неудобств, его приглашали проходить сквозь стены и, чему трудно поверить, на основании предыдущего, он проходил, как впрочем и все другие, без малейшего затруднения. Призрак Эдме, хотя очень живой и легко перемещающийся, был не более ловкий. Если несколько минут не обращали на него внимания, он покидал свое место, отправлялся к наиболее для него симпатичным участникам опыта и оставался там, пока его искали в другом месте. Когда его заставляли оставаться на месте, он парил вертикально, поднимаясь и опускаясь, и в своем часто резком поднимании он ударялся головою о потолок, на что субъект жаловался, прикладывая руки к голове. Эта неповоротливость и неловкость быстро исчезают по мере того, как повторяются опыты и призрак привыкает действовать вне физического тела.
   Призрак не ходит; по крайней мере, я никогда не слыхал от субъектов и чувствительных свидетелей, способных видеть его малейшие движения, чтобы он, как мы, передвигал ноги; он скользит над полом. Ноги у него к тому же едва сформированы и наибольшая часть деятельности всегда заключается в верхней части.
   Сохраняя свою свободу действия, призрак повинуется вообще в весьма большой степени воле экспериментатора. Он повинуется также воле субъекта, которая есть и его воля; призрак Леонтины, впрочем, не повинуется ей. Я прошу, например, субъекта приказать призраку сесть на тот или другой стул в 2 или 3 метрах от места его стояния. Она говорит мне, что прилагает все усилия, чтобы отправить его туда, а он как будто не понимает ее. Но стоит только мне приказать, чтобы он отправлялся туда, он почти всегда отправляется. Призрак г-жи Ламбер не повинуется ни мне, ни ей: он делает то, что хочет.
   Составные части призрака выходят в виде излучений из всех частей тела субъекта, особенно из лба, темени головы, горла, надбрюшной области и селезенки. Выходя, излучения эти оставляют, по крайней мере в первые опыты раздвоения, неприятное впечатление, даже болезненное в некоторых случаях. Субъект жалуется тогда на головную боль, например Эдме и г-жа Франсуа; другие чувствуют щекотание в горле, вследствие чего кашляют, хотя вовсе не больны кашлем, как Леонтина, Эдме и также Жан. Эти неприятные впечатления быстро исчезают и в конце сеанса субъект находится в отличном расположении духа.
   Оккультисты утверждают, что выделение призрака совершается через левую сторону на уровне селезенки. Утверждение это не совсем точно. Все субъекты согласно утверждают, что экстериоризация совершается повсюду, но особенно в верхней части тела. Жан показала мне, что она всегда начинала с правой стороны, продолжая затем через различные части тела. После этого наблюдения над ней, весьма медленно магнетизируя разных субъектов, я просил их направить все свое внимание на то, чтобы узнать, действительно ли начинается экстериоризация во всех верхних частях тела одновременно. Они все согласно признали, что в первые минуты она действительно начиналась на правой стороне.
   Не продолжая далее анализа, можно признать, что экстериоризация начинается направо, продолжается во всех верхних частях тела, и затем выделившиеся излучения переходят налево, чтобы образовать на малом расстоянии призрак-двойник.
   Независимо от этой флюидической материи, доставляемой субъектом, непрерывно дополняемой материей, которую дает магнетизер во время магнетизирования, как уже заметила это ясновидящая из Прево, призрак заимствует некоторые начала, некоторые флюиды из атмосферы, позволяющие ему материализоваться более, чтобы быть более сильным и способным к действию.
   Если желают получить от призрака физическое явление, надо энергично магнетизировать субъекта. Почти всегда наблюдается, что призрак сперва растет, делается более блестящим в верхней части; затем он сокращается, сгущается, делается меньше и часто менее прозрачным. Это вырастание, как и сгущение, всегда начинается с головы. Явление это очень замечательно у Терезы.
   Если проявляется ясновидение в стадии сомнамбулизма, оно заметно уменьшается во время экстериоризации и совершенно пропадает, когда образуется призрак. Как это будет видно при исследовании мною чувств призрака, ясновидение переходит к последнему, который видит предмет, а иногда и все относящееся до него, если положить его на лоб, темя, затылок, надбрюшие или на другую часть тела, где видит субъект, когда бывает в состоянии сомнамбулического ясновидения. У субъекта все чувства уничтожены и он не видит более глазами тела, не слышит ушами, не обоняет запахов органом обоняния, не ощущает вкуса. Как мы увидим в следующей главе, все эти впечатления как будто воспринимаются призраком посредством чувств астрального тела, как утверждают теософы.
   Когда раздвоение бывает почти полное для того, чтобы призрак был достаточно сгущен для получения явлений, экспериментатор должен почти постоянно магнетизировать субъекта, особенно посредством очень медленных продольных пассов, сверху вниз, чтобы поддерживать насыщение призрака флюидом; но он может также действовать длительным возложением пальцев в надбрюшной области. Он может также действовать, не делая никакого движения, одною силою воли, направленной с определенной целью на субъект или даже на призрак. Действие, оказываемое на последний, кажется мне чрезвычайно энергичным, даже грубым и часто неприятным для субъекта, если не действовать с большой осторожностью. Пользуясь народным выражением, скажем, что "нужна железная рука в бархатной перчатке". Вот пример прямого действия на призрак г-жи Франсуа.
   Я выставляю свою левую руку на расстоянии 50—60 сантиметров от лба призрака, чтобы прекратить головную боль, на которую жалуется субъект. Вскоре он заявляет, что боль уменьшается, прекращается, что она совершенно исчезла. Субъект кажется мне уставшим; я хочу прекратить раздвоение и разбудить субъекта поперечными пассами перед лицом и грудью призрака, но я должен перестать, потому что субъект жалуется, что это энергичное, даже грубое действие чрезмерно волнует призрак, а волнение это болезненно отзывается на субъекте. Я бужу последнего, прямо действуя на него, возложением левой руки на лоб.
   Я часто будил других субъектов, возлагая левую руку на лоб призрака, на расстоянии от 60 до 80 сантиметров, но я замечал иногда неприятное впечатление от этого на субъекте. Холодные вдувания в лоб призрака, как и поперечные пассы перед лицом и грудью, всегда отражаются болезненно на субъекте.
   При зарядке аккумулятора полюса электрического источника приводятся в соприкосновение с одноименными полюсами аккумулятора. При этом получается более энергичное действие на субъекта, то есть если магнетизировать в изономном положений.
   По мере производства опытов все явления происходят легче. С наилучшими субъектами, многократно приводимыми в состояние сомнамбулизма или только экстериоризации, часто требуются целый час для получения первых признаков раздвоения, и чаще всего только после 2—3 сеансов удается настолько раздвоить субъекта, чтобы двойник мог исполнять все его движения. Это самый утомительный и трудный период для экспериментатора, потому что он должен развивать субъекта, но он тем не менее весьма интересен, потому что экспериментатор может легко изучить все начальные явления. Как только субъект приучен к опытам, он почти всегда вполне раздвояется в несколько минут, и начальные явления проходят тогда незаметно, если не присматриваться к ним.
   Раздвоение медленно прекращается пробуждением субъекта, снова проходя через все фазы, через которые проходил субъект во время раздвоения; иногда под влиянием волнения призрака оно моментально прекращается и субъект в этом случае испытывает почти всегда сильное потрясение.
   II. Общение призрака с физическим телом. Отражение. Раздвоенный субъект постоянно находится в общении со своим двойником посредством соединяющего их флюидического шнура независимо от расстояния между ними. Шнур этот, очень толстый в начале раздвоения, делается затем толщиною в мизинец, но у некоторых субъектов он бывает заметно толще, особенно в исходной своей точке, между тем как у других он тоньше (у Леонтины). Он обыкновенно цилиндрический, но у Терезы он плоский, имея вид очень толстой тесьмы. Во всяком случае он не одинаковой толщины, так как местами представляет вздутия, как бы шишки, которые, кажется, служат резервуарами флюидической материи для питания шнура, когда призрак удаляется. Несмотря на эти запасы, его диаметр уменьшается по мере удаления, следуя известному правилу, которое я не пытался определить.
   У большинства субъектов шнур идет от пупа. Так это у Марты, Ненетты, Леонтины, г-жи Викс. У некоторых других он начинается на несколько сантиметров выше и налево, около нижней части селезенки. У г-жи Ламбер он идет от гипногенной точки, всегда более чувствительной других частей тела, в 3—4 сантиметрах впереди селезенки. Наконец, что я считаю чрезвычайно редким, шнур г-жи Франсуа идет от темени, то есть верхушки головы, каковое место у неё тоже одно из самых чувствительных в организме.
   Какова бы ни была исходная его точка в физическом теле, шнур всегда доходит до соответствующей части призрака.
   В шнуре идет сильное движение. Лучшие ясновидящие сравнивают его с разнородным нервом, так как они ясно наблюдают в нем два противоположных течения, проходящих одно возле другого: одно из них идет из физического тела в призрак, для доставления ему материи, которая питает его деятельность и способность к действию, другое, более тонкое и блестящее, идущее от призрака к телу, его орудию, служит для передачи ощущений, которые призрак может в известной степени выражать посредством своих различных органов. Течение от субъекта к призраку идет всегда по нижней части шнура со стороны земли, течение же от призрака к субъекту идет над первым, как бы более легкое.
   Вот наблюдение, которое я мог бы включить в описание образования призрака, но я нахожу, что оно более уместно здесь. Я говорил, что в известный момент, когда две флюидические полуколонны уже образовались по обе стороны субъекта, правая направляется к левой, чтобы соединиться с ней. Требуется объяснение. Левая полуколонна уже соединена с телом субъекта шнуром, который в это время громадного объема. Правая полуколонна проходит насколько возможно ближе к телу субъекта, спереди или позади, теряет форму и целиком входит в шнур, который приводит ее направо от образовавшейся там полуколонны. В нисколько минут во время первых сеансов опыта или в нисколько секунд, когда субъект тренирован, обе полуколонны сливаются и образуют одну общую колонну, в которой скоро начинает обрисовываться призрак. Вот в это-то время она принимает особую окраску, голубую направо, оранжевую налево, которые придают призраку столь замечательный вид.
   Вначале призрак чрезвычайно чувствителен и малейшие прикосновения болезненно отзываются на субъекте. Если призрак получает сильный удар, почти всегда оказывается синяк на соответствующей части субъекта и более или менее сильная боль продолжается несколько дней. Становится понятным, что раздвоенные колдуны получали удары, наносимые их двойнику, удалившемуся для совершения преступления.
   Шнур тоже весьма чувствителен к малейшему прикосновению, и если сильно задеть его, то у субъекта всегда вырывается крик боли. Если субъект и призрак стоят перед экспериментатором, один с правой стороны, другой с левой, а экспериментатор медленно подвигается вперед, чтобы пройти между ними, он скоро дотронется до шнура и субъект почувствует более или менее сильный удар. Если он продолжает очень медленно подвигаться далее, он растягивает шнур, который эластичен и удлиняется, но в то же время тянет субъекта.
   Если спросить последнего, то, оказывается, он испытывает такое же ощущение, как если бы тянули веревку, к которой он был бы привязан, но ощущение это еще гораздо неприятнее.
   Растягивание шнура у г-жи Ламбер бывает чрезвычайно сильное и, когда призрак внезапно удаляется, она, сильно притягиваемая, испускает крик боли и падала бы на пол, если бы я не поддерживал ее.
   Чувствительность призрака, как и чувствительность шнура, чрезвычайно сильная в начале раздвоения, постепенно уменьшается, но никогда не исчезает совершенно и потому служит для людей, не видящих призрака, средством узнавать, в какой стороне находится призрак, покинувший свое обычное место.
   В длинной статье в "Revue scientifique et morale" полковник де-Роша утверждает, что эта чувствительность, в особенности чувствительность шнура, бывает значительно больше в отношении экспериментатора, чем других лиц, не находящихся в прямом общении с субъектом. В доказательство своего утверждения он приводит пример, который можно принять прямо за несчастный случай, так как пострадавший субъект должен был целую неделю пролежать в постели в состоянии, внушавшем серьезные опасения. Ничего подобного я никогда не наблюдал даже с его субъектами, так как их чувствительность не кажется мне более сильной по отношению ко мне, чем к любому из моих помощников, который принимает те же меры предосторожности, что и я. Так как г. де-Роша, человек весьма просвещенный, столь же методичен, как осторожен, то я приписываю эту разницу в чувствительности субъектов относительно его и меня с одной стороны и помощников с другой стороны, несколько различным методам, которые мы оба употребляем в опытах.
   Вот комическая история о чувствительности шнура, не имевшая серьезных последствий для двух субъектов, героев её.
   В начале моих опытов с г. Андре, Марта и Ненетта были раздвоены в моем рабочем кабинете. Мы хотели проверить, сознает ли находящийся в другой комнате призрак то, что в ней происходит. Для этого г. Андре пошел в гостиную, где он должен был проделать несколько несложных действий. Я послал вслед за ним призрак Марты, который должен обратить все свое внимание на действия и жесты г. Андре. Затем я посылаю с той же целью призрак Ненетты, который зацепляет первый призрак в свой шнур. Оба субъекта жалуются. Призраки волнуются, перемещаются и перепутываются шнурами. Субъекты жалуются и кричать еще громче. Для прекращения этого состояния г. Андре приходит ко мне; субъекты прямо ревут от боли, так как несмотря на принятые им меры предосторожности он невольно задевает оба шнура и тянет их. Наконец он подходит ко мне. Мы предлагаем субъектам встать и с трудом добиваемся этого; мы пробуем провести одного вокруг другого, но положение становится еще более плачевным, и мы вынуждены сделать то, с чего мне следовало начать при заплетании их: разбудить субъектов, чтобы прекратить раздвоение.
   Пробудившись, оба субъекта жалуются на сильную боль в пупочной области, они испытывают такое ощущение, как будто им стянули талью веревкой.
   Когда раздвоение прекращается и субъект бывает почти разбужен и начинает приходить в себя, он не вполне еще владеет собою, так как призрак оставил флюидические частицы в кресле, где пребывал в начале раздвоения, а затем в периоды отдыха; этих частиц не хватает теперь физическому телу, которое постепенно возьмет их обратно. Пока операция эта не будет кончена, субъект не находится в полном обладании своими физическими силами и интеллектуальными способностями, и не следует помощнику и даже самому экспериментатору садиться в кресло, занимавшееся призраком, так как, будучи еще в общении с этим предметом, субъект почувствует неловкость, даже недомогание, которое может дойти до боли. Только спустя 10—15 минут, когда тело субъекта войдет в обладание этой его частью, оставленной двойником, можно садиться в кресло без вреда для субъекта. И в это же время субъект совершенно приходит в себя.
   Чтобы скорее достигнуть этого, субъекты при полном своем пробуждении спешат сесть в кресло, которое занимал призрак. Так, Жан с жадностью посматривает на кресло, старается охранить его от постороннего прикосновения и не медлит покинут занимаемое ею, чтобы пересесть в него. Если спрашивают ее, почему она меняет кресло, она всегда отвечает, что она на своем месте, что она должна тут быть и она не понимает, почему сидела на другом кресле.
   Замечательный факт происходит тут и подтверждает закон течений в человеческом теле, который я формулировал в своей "Магнетической физике". Раздвоение экстериоризованного субъекта начинается с правой стороны и флюидическая материя направляется налево для образования призрака. Когда прекращают раздвоение, флюидическая материя снова экстериоризуется вокруг субъекта и входит в него с правой стороны в то время как левая охлаждается. Когда субъект сидит в кресле, которое прежде занимал призрак, вхождение материи оканчивается с правой стороны; обе стороны охлаждаются, а левая охлаждается еще более.
   На трех субъектах в апреле, мае и июне 1908 года я констатировал с помощью двух лабораторных термометров это изменение температуры. Измерялись ладони, одинаково нажимающие ртутные резервуары, и для большей точности при получении значительных разниц после первого измерения инструменты менялись и по установлении равновесия температуры делалось второе измерение. Измерение ладони одним инструментом всегда точно совпадало с измерением другим инструментом.
   Измерение делалось первое — перед раздвоением, второе — несколько минут после пробуждения, и третье — когда субъект в кресле призрака успел обратно взять все, что тот оставил там. Температура в моем кабинете никогда не бывала ниже 19°; иногда она доходила до 23°.
   Вот записанные мною наблюдения в хронологическом порядке:
   

   Тереза.
   1. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 30,2°; — левая рука — 30,1°.
   Спустя 4—5 минут после пробуждения:
   Правая рука — 28,6°; —левая рука — 27,5°.
   Когда субъект взял обратно излучения, оставленные в кресле, которое он занимал:
   Правая рука — 26,5°; левая рука — 23°.
   II. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 35,2°; левая рука — 34,5°.
   Спустя 4—5 минут после пробуждения:
   Правая рука — 33,6°; левая рука — 31,7°.
   Когда субъект принял обратно излучения:
   Правая рука — 31,2°; левая рука — 28,1°.
   III. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 34,9°; левая рука — 35°.
   Через 4—5 минут после пробуждения:
   Правая рука — 34,8°; левая рука — 34°.
   Когда субъект взял обратно излучения: Правая рука — 34,5°; левая рука — 33,8°.
   I. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 35,5°; левая рука — 34,6°. Через 4—5 минут после пробуждения: Правая рука — 35,3°; левая рука — 34,3°. Когда субъект взял обратно излучения: Правая рука — 35,2°; левая рука — 34,2°.
   II. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 35,8°; левая рука — 35,7°.
   4—5 минут после пробуждения (сеанс был очень утомительный):
   Правая рука — 35,6°; левая рука — 35,9°.
   Когда субъект взял обратно излучения:
   Правая рука — 35,9°; левая рука — 36,1°.
   III. — Перед раздвоением:
   Правая рука — 35°; левая рука — 35°.
   4—5 минут после пробуждения:
   Правая рука — 34,2°; левая рука — 35°.
   Когда субъект взял обратно излучения:
   Правая рука — 30,9°; левая рука — 30,1°.
   

   Как видите, после раздвоения понижение температуры у субъекта, особенно в левой стороне, почти постоянное, так как в 7 наблюдениях лишь имеется одно, где температура увеличена в обеих сторонах. Не вследствие ли очень утомительного сеанса для субъекта? Я допускаю, но не могу утверждать.
   III. Призрак блестящ. В состоянии бодрствования сомнамбулы видят в темноте человеческое тело блистающим более или менее ярким светом, смотря по степени их чувствительности и тренировки их в этого рода опытах.
   Все тела, даже те, которые считаются неодушевленными, представляются ясновидящим как бы живыми, потому что они суть вместилище блестящих вибраций, более или менее видимых движений, которые сообщаются струениям в окружающей среде. Каждую минуту они получают излучения из этой среды и посылают в нее другие, так что непосредственным наблюдением можно констатировать с помощью органа зрения непрерывную смену флюидов, сил, которые созидают, разрушают, снова созидают, чтобы снова разрушить и вечно изменять. Молекулярные движения, не попадающие непосредственно в поле зрения физика, вполне видимы даже для обыкновенных сомнамбул.
   Тела живые, от низшего животного до человека, представляют явление полярности, которую замечают в электричестве, магните и земном магнетизме. То же самое находят и в телах лишь со следами организации, как кристаллы. Полярность эта не только проявляется, как сила, притяжением разноименных полюсов и отталкиванием одноименных, но эти полюсы вполне видимы в форме цветного света (См. об этом в моей "Магнетической физике"). Полюс положительный или южный, который состоит из правой стороны человеческого тела, блестит ясно-голубым светом, от бледно-голубого до темно-синего цвета в зависимости от наблюдаемых субъектов и зрения различных сомнамбул, а полюс отрицательный или северный — не менее яркого оранжевого цвета, дополняющего голубой, который из палевого переходит почти в красный, проходя все оттенки желтого.
   Подобно электричеству, этот свет, состоящий из цветной материй, более тонкой, чем материя, воспринимаемая нами органом зрения, наблюдается в двух формах: в форме динамической или движения, совершающегося внутри тела и производящего течения, которые идут в известных направлениях из одного конца организма в другой и даже выступают из него; и в форме статической или отдыха, на поверхности кожи. Последняя форма световой материи составляет вокруг нас флюидическую атмосферу, откуда непрерывно исходят излучения, как бы выходящие из пор кожи и перпендикулярно направляющиеся от неё на расстояние, которое нелегко определить, так как, чем более развит ясновидящий, тем более это расстояние. Для некоторых редких, очень тренированных субъектов это расстояние простирается до двух метров, между тем как слабые ясновидящие не видят далее 3—4 сантиметров. Эти излучения более энергичны в оконечностях и по близости органов чувств; особенно сильно лучатся глаза. Это аура эфирного двойника теософов, которую можно фотографировать, как это показывают два прилагаемых рисунка, полученные без объектива, единственно приложением руки к неприготовленной стороне пластинки, в проявительной жидкости, в течение 12—15 минут. Аура составляет поле действия магнетизера. Силою своей мысли и воли он заставляет вибрировать все составные части своей личности и его вибрационные движения передаются посредством эфира субъекту, помещенному на известном расстоянии от него; затем он извлекает из своего организма излучения, настоящий флюид, который приходится признать, даже при теории струения; излучения проникают в субъекта и доставляют ему флюидическую материю, которую он употребляет для производства явлений.
    
   

   Рис. 8. — Изображение руки, полученное гг. Люи и Давидом в проявительной ванне.

   Это световое проявление описывается всеми ясновидящими, как зрелище замечательной красоты, но оно бывает еще красивее в раздвоении: цвета более ясные и прозрачные, оттенки более многочисленные, тонкие и нежные. Зрение обыкновенных сомнамбул достигает тогда пределов физического плана, готовое воспринять еще большие красоты астрального плана; наиболее сильные ясновидящие уже созерцают их.
   Если сомнамбулы, свидетели раздвоения, видят указанные мною световые явления весьма поверхностно, то раздвоенные хорошие субъекты, особенно если они тренированы в раздвоении, видят их гораздо лучше и проникают в более далекие горизонты, недоступные их зрению в состоянии бодрствования.
   Вместе с раздвоением происходит факт столь же простой, как и замечательный. Во время бодрствования и даже в различных состояниях магнетического сна тело субъекта блестящее и окрашенное, как это видят он сам и другие ясновидящие. Как только начинается раздвоение, световая материя в физическом теле стремится выделиться и перейти в форму призрака, который начинает обрисовываться. По совершении раздвоения призрак не только становится блестящим, но он появляется в нежных цветах и оттенках, которые наблюдались у субъекта до раздвоения. Физическое тело, следовательно, действительно отделено от своего эфирного двойника. Оно в то же время отделено и от своего астрального тела, потому что последнее есть вместилище чувствительности, а чувствительность, как световая материя, заключена теперь в призраке.
   Это еще не все. По мере того, как мы анализируем находящихся перед нами двойника и раздвоенного, мы должны признать, что раздвоение значительно сложнее, чем думали вначале. Призрак, видимо образованный эфирным телом, мог бы быть оживлен только более тончайшей силой. Очевидно, что эта сила здесь, что она исходит с астрального плана и что она составляет в свою очередь другое тело — астральное, обиталище наших ощущений, как я докажу это в следующей главе. Но в некоторых случаях призрак бывает ослепительной белизны, более приятной и красивой, чем свет солнца или какой-либо искусственный свет, и без красочных оттенков, по крайней мере, на зрение обыкновенных ясновидящих. Так в самопроизвольном раздвоении г-жа Ламбер видела свой призрак совершенно белым. Белым же неизменно бывает призрак мертвых, навсегда освобожденный от своего эфирного двойника.
   Важная подробность, которая уже одна доказывает присутствие эфирного тела в призраке!
   В экстериоризации — это конечно чувствительность излучается вокруг субъекта, так как, если щипать, колоть или ударять слой атмосферы, захваченный излучениями, субъект всегда чувствует, иногда весьма болезненно, все прикосновения. Эта чувствительность, скопляющаяся в некоторых телах, в воде, например, может переноситься и, если колоть или волновать воду, субъект даже через несколько дней после своего пробуждения болезненно чувствует этот укол или волнение. Он с жадностью пьет эту воду, если оставить ее в его распоряжении.
   Иначе обстоит дело в раздвоении.
   Возьмем два стакана одной и той же воды и вложим один в руки субъекта, когда он усыплен, но не экстериоризован. Будем медленно экстериоризовать его, чтобы дать воде время пропитаться, и уберем этот стакан в то время, когда начнется раздвоение, поставив его куда-нибудь подальше, на камин, например. Окончив раздвоение, поставим другой стакан на кресло, занятое призраком, чтобы он пропитался подобно первому, и произведем затем опыты с обоими стаканами, когда субъект будет совсем разбужен. Мы увидим тогда, что вода, бывшая в стакане у субъекта в руках во время экстериоризации, действует совершенно так, как я говорил: вода содержит в себе известное количество чувствительности субъекта, которая не вошла еще в последнего. А с водою в стакане, поставленном в призраке, можно делать что угодно, субъект ничего не почувствует, как чувствует с водой другого стакана. Однако он замечает, что в последней есть что-то, принадлежащее ему, но что, — он не может определить.
   Что же произошло в двух стаканах? Чувствительность, составная часть астрального тела, экстериоризованная для первого стакана, пропитала содержимое последнего. Все астральное тело или часть его было тут одно, без эфирного тела, которое исполняло еще свою нормальную функцию в физическом теле. Произошло раздвоение: эфирное тело экстериоризуется, чтобы образовать призрак, и чувствительность соединяется в нем с астральным телом. Но если чувствительность в призраке, почему не действует она на второй стакан воды? Причина столь же проста, как и естественна; эфирное тело есть материя грубая, видимая, которая составляет тело призрака, а тело астральное с чувствительностью составляет силу, разум, который оживляет этот призрак. Первое есть одеяние, орудие второго, которое слишком завернуто в материю, чтобы иметь возможность действовать физически снаружи.
   Эфирное тело мало удаляется от физического тела, так как, будучи носителем жизненной силы, если бы оно удалилось слишком далеко, последствием такого удаления могла бы быть смерть. Поэтому, если призрак удаляется на известное расстояние и на известный срок, он оставляет эфирного двойника на своем посту в физическом теле для исполнения его обычной функции. И он состоит тогда только из астрального тела. Но последнее было бы бездейственно, если бы не оживлялось более тонкой силой, исходящей из непосредственно следующего высшего плана: плана мысли. Эта сила составляет в свою очередь настоящее, но весьма легкое тело: тело мысли, обиталище мысли, суждения, воли. Тело мысли есть действительно высшее начало, которое оживляет призрак, так как последний, несмотря на трудность действия для него, вне его физических органов, есть исключительное вместилище чувственного сознания.
   Не следует идти далее по этому пути, так как исследуемое мною поле слишком расширилось бы, и существенные подробности раздвоения были бы тогда недостаточно изучены.
   Призрак и физическое тело, соединенные флюидическим шнуром, могут быть сравнены с телефонным аппаратом. Действительно, физическое тело есть вибрирующий приемник, который служит для механической передачи и выражения через условные звуки вибраций мысли и воли сознательной части, которая заключается в первом.
   Как я уже сказал, эфирное тело, необходимое для жизни физического тела в обыкновенных условиях жизни и даже во время самопроизвольного раздвоения, переходит во время опытного раздвоения в призрак, которого оно составляет наиболее грубую часть, без малейшей опасности для жизни субъекта. В этом утверждении как будто есть странное противоречие, которое я поясню гипотезой. Так как эфирное тело переходит в призрак во время опытного раздвоения, а жизнь не покидает физического тела, то последнюю должна поддерживать флюидическая материя, которая постоянно приливает от магнетизера. В случае прекращения этого прилива разумная часть, оживляющая призрак, немедленно вернула бы эфирное тело на его обычный пост, где последнее прекратило бы тотчас же раздвоение. Этот вопрос, мне кажется, легко решить прямым опытом, но не желая задерживаться теперь, я предоставляю будущим экспериментаторам ответить более точно.
   Следует заметить, что хотя я принимаю в целом теорию теософов, которую считаю наиболее рациональной, все же мои опыты, подобно опытам Райхенбаха и полковника де-Роша, противоречат их утверждениям касательно обширности и окраски ауры эфирного тела. Весьма вероятно, что если бы они не пренебрегали так опытами вообще и в частности раздвоением, которое они теоретически считают чрезвычайно опасным, то они исправили бы свои описания, чтобы сделать их более согласными с моими.
   После этого необходимого, хотя, быть может, длинноватого отступления, вернемся к призраку, который разбираем как световое явление.
   Все сказанное мною относится к призраку, образованному возле субъекта и от которого не требуется работы, в особенности физической.
   Чтобы производить физические явления: взвешивание на весах, удары по столу, перемещение стола и другие явления, требующие большей или меньшей затраты мускульной силы, для призрака нужна какая-нибудь сила. И силу эту он имеет, и если её отчасти нехватает ему, он может легко взять ее из окружающей среды. Но для каждой силы требуется достаточная точка опоры для того, чтобы сила превратилась в работу, эту же точку опоры призрак находит лишь в себе. Для этого он должен взять материю в окружающей среде, чтобы материализовать свое тело, сделать его плотнее и устойчивые. В таком состоянии он перестает быть таким блестящим и прозрачным, каким был в бездействии. Тереза представляет замечательный пример в этом отношении. Когда её призрак способен действовать, стучать ли по столу или переставить стол, её руки на столе, соприкасающиеся или на малом расстоянии друг от друга, делаются настолько непрозрачными, что ни она сама, ни свидетели сомнамбулы не видят сквозь них стола. Когда призрак стоит, субъект не видит более полок моего книжного шкафа сквозь верхнюю часть тела призрака.
   Это явление, весьма естественное на мой взгляд, было замечено ясновидящей из Прево, и доктор Кернер, её биограф, говорит по этому поводу: "Чем темнее призрак, тем громче его голос, и тем большей силой он обладает, чтобы производить всякого рода шумы и другие физические явления".
   Если, для составления способного действовать тела, призраки заимствуют силу и материю из окружающей среды, то все эти тела должны были бы иметь в одинаковых условиях один и тот же вид. Но это не так. Призрак г-жи Ламбер делается тем блестящее, чем он сильнее и способнее производить те же физические явления.
   "Он освещает всю комнату", — говорит субъект, и действительно свидетели сомнамбулы видят его более обычного блестящим.
   Вот еще вопрос, который я не пробую решить.
   Когда призрак, хорошо сгущенный, расположен к действию и ничего не делает, он обладает известным количеством силы, которое не может долго сохранять. Эта сила внезапно выходит из наиболее сгущенных частей в виде излучений и даже световых лучей, брошенных в различных направлениях, которые, пробежав расстояние от нескольких дециметров до 1 метра и даже полутора, исчезают в окружающей среде. Эти световые лучи, совсем не похожие на молнию или электрическую искру, бывают часто видимы для всех присутствующих. Их можно фотографировать, как показывает рисунок 10. Я получил это клише в аппарате, когда старался безуспешно сфотографировать призрак Терезы.
   
[Качество репродукции очень плохое, потому рисунок пропущен]

   Использовав до шестидесяти чувствительных пластинок для получения двух или трех малоинтересных клише, я изменил по крайней мере на время свой способ действия. Мы подумали с г-ном Лефраном, который помогал мне, что вследствие весьма большой чувствительности экранов из сернокислого цинка, освещенных магнием, они могли бы дать нам лучшие результаты для уловления этих световых лучей. Освещая тусклые части экрана, они должны были бы поддержать светоносность, которая скоро исчезает в других местах. Таким образом запечатленный экран должен был бы дать отсвет в свою очередь на положенную на него на несколько минут чувствительную пластинку. Если бы это оказалось верно, то можно было бы надеяться снять фотографию с призрака.
   Фотографический аппарат был помещен на кресле, предназначенном для призрака. Экран освещен в соседней комнате и положен вместо пластинки в раму, которая вставлена затем в открытый аппарат. Когда призрак хорошо образовался на предназначенном для него месте, ему предложили не двигаться. Через 10—12 минут позирования вынули экран, который заметно потерял свою светимость, его положили плашмя на стол в темной комнате, где оперировали, а на него положили минуты на две чувствительную пластинку. Укрытая от света, пластинка затем проявляется и фиксируется.
   На полученных таким образом клише оказываются явственные изображения течений светового флюида и отдельных ярких лучей.
   Я говорил, что призрак живых раздвоенных более или менее блестящ и когда он вблизи физического тела, то он бывает голубой с правой стороны и желто-оранжевый с левой. Уже 20 лет как я изучаю световые проявления человеческого тела в темноте, я встретил одно только исключение в этом отношении в лице Леонтины. Этот замечательный субъект, не будучи раздвоен, блестит в темноте прекрасным белым светом с обеих сторон. Когда она бывает раздвоена, то она видит свой призрак, как видят его и сомнамбулы, свидетели её раздвоения, в форме очень блестящего белого света, похожего на злектрический свет.
   Это странное явление, причина которого мне неизвестна, все-таки нисколько не противоречит тому, что я говорил об эфирном двойнике, которому принадлежат цвета полярности, так как в своих самопроизвольных раздвоениях Леонтина видит свой призрак белым, но белизны более тусклой, чем в опытном раздвоении.
   IV. Одеяние призрака. По народному поверью призрак мертвых появляется задрапированным в легкую белую материю вроде савана, в котором хоронят покойников. Если же допросить крестьян о привидениях, то некоторые будут серьезно уверять, что видели или слышали от того, кто не способен лгать, который якобы видел недавно умерших мать или отца, явившихся сообщить ему важные вещи, и видел он их такими, какими они были живые, в обычной их одежде.
   В домах, где водится призрак скупца, стерегущего свои сокровища, или предполагаемого автора давно совершенного в том доме преступления, оба эти привидения видели некоторые люди в той же одежде, какую те носили при жизни. С другой стороны, духи умерших людей, вызываемые спиритами, описываются ясновидящими медиумами то в драпировках, то в обычной одежде.
   "Призрак умерших, — говорит ясновидящая из Прево, — имеет такой же вид, какой имели умершие при жизни, только призраки не окрашены и выглядят сероватыми; таково же и одеяние их — как бы дымчатое. Наиболее блестящие и счастливые духи носят различные одежды. У них длинное развивающееся блестящее одеяние, с поясом вокруг талии. Черты лица у привидений те же, что были при жизни у них, но более туманные и темные. Глаза у них часто сверкают, как пламя. Я никогда не видала волос у них. Все женские духи имеют одинаковый головной убор и кроме того иногда ту же прическу, что носили при жизни. На голове у них нечто в роде вуали, закрывающей лоб и волосы. Призраки добрых духов — блестящие, а злых — темные".
   Двойник живых, произвольно раздвоившихся, почти всегда бывает одет, как раздвоенный субъект; в опытном же раздвоении, наоборот, он почти всегда задрапирован.
   Без всяких вопросов некоторые субъекты говорят вам, что двойник не одет, как они, но завернут в флюидический газ, закрывающий его сверху до низу кроме лица, которое остается открытым. Когда вы расспрашиваете других, их первым впечатлением оказывается то, что на двойнике нет никакой одежды, но рассматривая его внимательные, они более или менее ясно различают драпирующий его газ.
   "Лицо покрыто флюидическим газом, но совершенно видимо, голова и тело задрапированы", — говорит без моего вопроса об этом г-жа Викс.
   "Дымчатый вид окружает лицо, а весь двойник задрапирован в длинное белое флюидическое одеяние, лицо открыто", — утверждает Эдме.
   "Лицо и руки обнаженные; голова и остальное тело драпированы в тонкий и прозрачный газ", — говорит Леонтина.
   Единственный субъект, г-жа Франсуа, на сделанный мною однажды вопрос, был ли одет призрак, ответила мне без малейшего колебания: "Да, как я, в черном платье".
   Этот ответ, несходный с показаниями других субъектов, меня удивил, и я спрашивал и переспрашивал их в различных формах, употребляя даже внушение, которое могло бы вызвать другие ответы; несмотря на это, я всегда без исключения получал одни и те же ответы. Я должен прибавить к этому, что каждый раз, когда я имел свидетелей ясновидящих, я спрашивал также их, не предлагая вопросов раздвоенному субъекту, какое было одеяние у двойника, и, как относительно г-жи Франсуа, так и относительно других, ответы получались такие же, какие давали раньше все раздвоенные субъекты.
   Для всех раздвоенных субъектов, как и для сильных ясновидящих в состоянии бодрствования, призрак (кроме призрака г-жи Франсуа) — больше натуральной величины и представляет вид, показанный на рис. 11. Ясновидящие средней силы вместо того, чтобы видеть призрак весь снизу до верха, видят только верхнюю часть его.
   

   Рис. 11. Призрак г-жи Ламбер.

   Наш рисунок исполнен насколько возможно математически верно искусным художником, г. Раппа, с фотографического снимка, который я получил в объективе прямо на экстра-быстрой пластинке Lumiere, в темноте.
   Клише чрезвычайно замечательно. Снимок такой тонкий и легкий, что положительно невозможно получить его непосредственное воспроизведение. Его можно рассматривать со всеми его деталями только сквозь световой источник. Это призрак г-жи Ламбер, снятый в тот момент, когда он, более сильный и сгущенный, чем когда-либо, заместил несколькими минутами позже сидевшего на своем стуле свидетеля. Я опишу это явление в гл. VII.
   Почему призрак умерших и призрак живых раздвоенных не всегда бывают одеты одинаковым образом? Вот вопрос, на который мне невозможно ответить точно. Я могу предполагать лишь следующее: — Призрак бывает задрапирован, когда, не имея серьезной причины для появления, он колышется нерешительный, в состоянии слабой материализации и, наоборот, он одет как субъект, когда по какой-либо причине он бывает более тяжелый и материальный.
   V. Условия опытов. Не всегда бывает легко соединить все условия, необходимые для изучения раздвоения. Требуется: 1) атмосфера не должна быть ни тяжелой, ни сырой, воздух не должен быть насыщен электричеством, как при приближении грозы, а температура должна быть ровная и относительно высокая; 2) если не полная, то по крайней мере относительная темнота; 3) на опытных сеансах допускается лишь небольшое число свидетелей, связанных взаимной симпатией, интересующихся исследованиями, без увлечения и предвзятого мнения, не требующих всегда собственной проверки реальности происходящих явлений; 4) собрания должны происходить в комнате, далекой от уличного шума, и должна быть полнейшая тишина как в этой комнате, так и в соседних. Необходимо также, чтобы комната для опытов была всегда одна и та же, так как явления в ней получаются легче, чем в комнатах, где не производят опытов.
   Время, наиболее благоприятное для опытов — после полудня, от трех часов дня до одиннадцати вечера. Утром необходимые обмены между экспериментатором и субъектом с одной стороны, между субъектом и призраком с другой, происходят, по-видимому, труднее, чем от 8 до 10 часов вечера.
   Райхенбах уже замечал, что световые явления в темной комнате возрастают с известного часа, достигая максимума около десяти часов вечера, а затем уменьшаются, нисходя до минимума от 4 до 6 часов утра.
   Когда призрак хорошо сгущен, он расположен к действию и способен производить некоторые явления; его вид тогда весьма привлекателен для ясновидящих, которые охотно подходят к нему. Его тело состоит из мириад световых частиц, как будто независимых друг от друга, которые постоянно делают очень быстрые вибрационные движения, волнообразно передающиеся окружающей среде и вызывающие иногда слишком сильную симпатию между призраком и ясновидящими субъектами, присутствующими при раздвоении. Независимо от этих молекулярных движений, различные части тела оживлены более грубыми волнообразными движениями, которые медленно передаются сверху вниз, как маленькие волны под дуновением легкого ветерка. В большинстве случаев эти волны идут из двух главных центров: 1) области, где берет начало флюидический шнур и 2) вершины головы.
   Чем определяются эти два центра совместных движений и для чего они служат? — Очевидно, что первые волны идут из физического тела через шнур и что они приносят материю, составляющую тело призрака. Вторые, более высшего рода, так как они блестящее и приятнее на вид, как будто указывают место прилива силы, оживляющей эту материю.
   Эту гипотезу тем легче можно принять, что по мнению теософов тело мысли, обиталище высшей силы, управляющей организмом, не имеет формы последнего, так как оно, по словам Анни Безант, "яйцеобразное тело, которое проникает в тела астральное и физическое и выходит за пределы их, образуя вокруг них лучезарную атмосферу ...". У нас обиталищем мысли и воли будет, конечно, мозг, т. е. верхняя часть тела. Если признать то же самое для тела мысли, что весьма вероятно, то эта же самая часть призрака будет обиталищем, центром излияния силы в органическую материю призрака.
   В доказательство этой гипотезы я прибавлю, что один из моих субъектов, г-жа Франсуа, всегда уверяла меня, что видит над очень блестящей головой призрака "как бы большой блестящий шар яркого блеска, бросающий лучи во все стороны". Это буквальное её выражение, которое она употребила на первом сеансе раздвоения, и не изменявшееся впоследствии. На вопрос о роли, которую играет этот "шар" в обычных явлениях жизни, она ответила мне без малейшего колебания: "Это обиталище мысли и воли".
   Субъекты из слабых ясновидящих не видят этого шара; г-жа Ламбер увидела его лишь через 6—8 месяцев опытов, хотя я не предлагал ей никаких вопросов по этому поводу. Сильные ясновидящие, свидетели раздвоения, видят его совершенно ясно, не будучи раздвоены.
   Бросим теперь беглый взгляд на главные причины, препятствующие образованию призрака и помогающие его распадению, когда он хорошо образовался.
   Сырость имеет весьма большую наклонность растворять излучения по мере того, как они скопляются для образования призрака, так что бывает почти невозможно достигнуть такого сгущения, чтобы призрак был способен к работе; вибрации световых частиц менее видимы, и большие волнения едва обрисованы. Тяжелая и грозовая атмосфера еще вреднее, в особенности если воздух уже пропитан сыростью.
   Я проверил это наблюдение на опыте. Для этого я сперва привел субъекта (г-жу Ламбер) в сомнамбулическое состояние, не говоря ей о том, что намерен был делать, завернул ее в простыню, которую смочили в соседней комнате, а затем начал производить раздвоение ее, как делаю это обычно. Но я не мог произвести его, потому что большая часть экстериоризованных излучений поглощена была простыней. Я произвел раздвоение Жан обычным образом и, когда её призрак был достаточно сгущен, я хотел послать его к свидетелю, г. Фальку, который держал мокрую простыню перед собой в протянутых и поднятых над головой руках. Свидетель хорошо вообще видит призрак всех субъектов, особенно если он находится близ него, но призрака Жан он не видел сквозь простыню. Когда он опускал простыню, он видел очень близко призрак. Я настаиваю перед субъектом, чтобы призрак непременно прикоснулся к г. Фальк. Субъект волнуется, жалуется на холод, но призрак — ни с места. Я еще более настаиваю и свидетель едва видит призрак, который пробует обойти простыню, но не имеет силы. Субъект истомлен и дрожит от холода, когда я разбудил его. Он ослаб и плохо себя чувствует: ему не хватает излучений, поглощенных простыней, — как раз то, что я предвидел. Чтобы вернуть субъекту то, чего ему недоставало, я наскоро свернул простыню и положил под ноги субъекту. К нему постепенно вернулись утраченные силы и она ясно чувствовала, что содержимое простыни входило в нее исключительно через правую сторону. То же самое явление произошло с г-жей Ламбер.
   Холод парализует субъектов и замедляет образование призрака; впрочем, когда он образовался, он действует удовлетворительно; зимою температура не должна быть ниже 19—20 градусов.
   Если тепловые вибрации благоприятствуют образованию призрака и поддерживают его сгущение, то световые вибрации, более быстрые, вредят и стремятся нейтрализовать еще более быстрые вибрации материи призрака.
   Известно, что наиболее замечательные спиритические явления почти невозможно получить при полном свете, разве только на очень короткое время и с очень сильным медиумом. Ярые противники пользуются этим фактом, чтобы утверждать, не домогаясь проверки, что эти явления существуют лишь в воображении восторгающихся поклонников и что медиумам нужна темнота для сокрытия их фокусов.
   Но эта причина растворения весьма допустима, особенно для истинных ученых, так как им хорошо известно количество энергии в свете.
   Папюс считает, что для получения психических явлений требуется в 45 раз больше энергии при полном свете, чем в темноте. Эта пропорция кажется мне слишком преувеличенной, по крайней мере для явлений в раздвоении, но она все же должна быть довольно значительной и надо иметь ее в виду, особенно для физических явлений.
   Свет всегда считался препятствием для проявлений призраков, и народное поверье справедливо полагает, что они появляются чаще ночью, чем днем, и Вольтер верно сказал: "В старину призраки убегали утром, как запоет петух".
   Психические явления бесспорно труднее получить, чем физические; истинные ученые согласно утверждают, что свет препятствует распространению герцовских волн в беспроволочной телеграфии. Так, на лекций, читанной в 1908 г. в Англии в "Royal Institution" (Королевском институте), изобретатель этого телеграфа, г. Маркони, высказал следующее:
   "Телеграммы посылаются в настоящее время через Атлантический океан как днем, так и ночью; однако в известные периоды, к счастью довольно короткие, передача трудна, иногда даже невозможна, если не употреблять энергии, в увеличенном против нормы количестве.
   Так, например, по утрам и вечерам, когда вследствие разницы в долготе в различных частях Атлантического океана чередуются свет и темнота, сигналы бывают очень слабые, иногда даже неразличаемые.
   Быть может, освещенные области атмосферы имеют для электрических волн другой знак преломления, чем темные области, так что волны могут быть преломляемы и отражаемы, переходя из одной среды в другую"...
   Спустя нисколько недель после этой лекций г. Букеде-ла-Гри, который принимал большое участие в применении беспроволочного телеграфа для передачи полуденного часа в нашем полушарии, объявил своим коллегам в Академии Наук, что назначенная для этой передачи комиссия избрала час полуночи, "так как, — заявил он, — герцовские волны передаются несравненно лучше в темноте, чем при свете".1
   Свет имеет большое влияние на наши глаза. Доктор А. Шарпантье говорит следующее:
   "Нормального человека помещают в темной комнате и замечают, что зрачки у него расширены. Производят свет в зрительном поле — моментально зрачки суживаются. Свет потушен, и зрачки снова расширяются, и так далее. Это явление, совершенно независимое от всякого сознательного действия, представляет собою рефлекс зрачка на свет".
   Я прибавлю еще, что свет не только вреден для образования и проявлений призрака, но он мешает также средним ясновидящим, присутствующим в качестве свидетелей, видеть призрак. Простой экран с почти потухшим светом уже мешает видеть слабым ясновидящим.
   Я делал опыты с цветным светом малой силы и получил лучшие результаты лишь с белым светом. Красный цвет, вероятно вследствие тепловых лучей, которые он обильно выделяет, есть самый вредный, так как он расслабляет всех ясновидящих и вызывает в них неприятный жар; фиолетовый цвет так же неприятен, как красный; желтый и оранжевый располагают к меланхолии; зеленый не нравится; одни лишь бледные оттенки голубого цвета нельзя причислить к неприятным. Наилучшие результаты давал мне так называемый в стеклянной торговле "тринадцатый голубой".
   Есть лица, в присутствии которых невозможны никакие явления. Люди эти бывают двух родов: 1) сильные, здоровые и очень самовольные, особенно если воля у них не дисциплинирована, как у всех упрямцев, так как они сильно выделяют лучи вокруг себя и не могут ограничить свое лучеиспускание; некоторые суровые магнетизеры, требующие, чтобы все повиновались им, и все вообще люди, которые, неизвестно почему, антипатичны субъекту; 2) некоторые субъекты ясновидящие, в особенности если они очень симпатичны субъекту опытов.
   Первые выделяют обильные излучения, которые, энергично бросаемые, отталкивают излучения, даваемые субъектом для образования призрака, и последний, тоже отталкиваемый, качаемый, не может достаточно сгуститься. Контуры бывают едва обозначены, молекулярные вибрации мало появляются, а крупные волны беспорядочны или бледно обрисованы. Второго рода люди не вредят образованию призрака в начале раздвоения, но бывает невозможно переступить известный предел сгущения и заставить призрак не сходить с места, как так его тянет к свидетелю ясновидящему, и он отходит от него, чтобы снова и опять вернуться.
   В обоих случаях экспериментатор затрачивает много энергии, не получая важных явлений.
   Шум составляет одно из вреднейших препятствий для образования призрака и сохранения его в состоянии сгущения, если он хорошо образовался.
   Хорошо сгущенный призрак готов к действию; достаточно бывает продолжительного шума известной силы, оживленного разговора, хотя бы вполголоса, между свидетелями, чтобы контуры призрака стали менее ясны, чтобы большие волны сделались беспорядочны и порывисты. Призрак дрожит тогда всей своей массой, становится расплывчатым, менее блестящим, менее приятным на вид и теряет всякую способность к работе. Если в то время у него будет внезапное волнение, как иногда случается без уважительной причины, когда раздается сильный шум, или направят на призрак сноп яркого света, как делает фотограф для моментального снимка в темноте, — призрак оставляет свое место и прячется позади субъекта, как за щитом. Он также часто совершенно распадается и его составные элементы почти моментально входят в тело субъекта. Раздвоение тогда кончено, и если желают продолжать опыты, то надо снова раздвоить субъекта, но тогда призрак боязлив и подходит с недоверием к тому месту, куда зовет его требуемая от него работа; во всяком случае, теряется много времени и редко получаются затем удовлетворительные результаты.
   Звуковые вибрации оказывают, следовательно, сильное действие на призрак, а так как всякое движение последнего отражается на субъекте, то бывает можно, держа за руки субъекта, констатировать в нем звуковые движения, как это делают на поверхности вибрирующего колокольчика, приложив к нему руку. Эти движения призрак чувствует задолго до того, когда доходит шум до слуха присутствующих. Тяжелая телега, например, идет по улице, на известном расстоянии; никто её не слышит, но экспериментатор чувствует под своими руками волнение субъекта. Волнение растет, телега приближается, ее слышат, и волнение усиливается; телега проехала, шум прекратился, но волнение продолжается еще нисколько минут. Призрак тогда более или менее дезорганизован. Чувствительность к звуковому движению так велика, что, держа субъекта за руки, замечаешь волнение, произведенное в призраке боем часов, который едва слышен.
   Из этого описания легко можно понять, что всякий шум, даже перемена места свидетеля, а главным образом, приход постороннего человека в рабочий кабинет, должны вызвать большее или меньшее расстройство. Вот пример тому.
   Однажды вечером я производил опыты с г-жей Франсуа, в присутствии гг. Дюбуа и Франсуа. Мы легко получали по желанию удары по столу, к которому никто не прикасался. Около половины десятого раздался звонок. Субъект заволновался и я увидел, что призрака не было ни около рабочего стола, ни в предназначенном для него кресле по левую сторону субъекта. Я спрашиваю у субъекта, где призрак. "Он пошел узнать, кто звонил", ответил субъект. Я спрашиваю, кто пришел мешать нам в такой час, и надо ли принять его? — "Пришел к вам мужчина, и можно принять его", ответил субъект. Я попросил г. Дюбуа принять посетителя. Это был доктор X...., приятель мой, который принес мне рукопись. Так как он был незнаком субъекту, его тихонько привели в рабочий кабинет.
   Призрак дезорганизовался и субъект был в сильном расслаблении. Я успокоил последнего и пытался сгустить первый, и когда сгущение показалось мне достаточным, я велел ему подойти к столу и ударить два раза. Через несколько минут послышался треск в столе, и раздались два удара, а затем три удара, сделанные с раздражением.
   Субъект ослаб и присутствие нового свидетеля страшно стесняет его. Опасаясь припадка, я весьма медленно разбудил его, чтобы снова усыпить и разбудить несколько раз; когда наконец я нашел его в удовлетворительном физическом и душевном состоянии, хотя немного нервным, я отпустил его.
   На другой день, хотя нервная, г-жа Франсуа чувствовала себя довольно хорошо, но на послезавтра нервность усилилась и сделалась очень сильная головная боль, которая с пароксизмами и короткими промежутками успокоения продолжалась дней десять. Недовольная этим неприятным случаем и боясь возврата его, она более не являлась и я потерял в ней, к моему большому сожалению, одного из лучших своих субъектов.

 


1 Это верно не для всех радиоволн, а лишь для более длинных. Современная наука объясняет эти изменения влиянием солнечного излучения на отражательную способность разных слоёв ионосферы — прим. ред.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Hosted by uCoz