VI

АНТРОПОЛОГИЯ

   Ход изложения открываемого нам учения требует выяснить вопрос того, что же скрывается за символом дома, и это необходимо сделать, памятуя о тех немногих словах Апостола Павла, которые дали нам возможность предварительно связать с символом дома человека, и именно с этой позиции мы должны подойти к следующей теме. То есть мы должны выяснить, что же есть человек.
   Начнем мы, как может показаться на первый взгляд, неким отклонением от основного повествования. Определим связь между следующими Иисусовыми речениями, кои мы ставим рядом по признаку прямого, не завуалированного символикой упоминания Царствия Божия (или Царства Небесного у Матфея):
   «Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его.» (Мф 13:31,32; Мк 4:30; Лк 13:18);
   «Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее.» (Мф 13:45,46);
   «Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем, идет и продает все. что имеет, и покупает поле то.» (Мф 13:44).
   Те речения мы ставим по одну сторону, — а эти по другую:
   «Царствие Божие внутрь вас есть.» (Лк 17:21);
   «Ищите же прежде Царства Божия и правды его, и... все приложится вам.» (Мф 6:33; Лк 12:31).

   Не будет слишком смелым обобщением, если из всего вышесказанного мы вынесем следующее: внутри человека, «внутрь вас», есть нечто малое, тайное — некая жемчужина, некое сокровище, — которое можно и должно отыскать, несмотря на то, что сие сокровище мало, подобно горчичному зерну. Зато, будучи найдено, оно станет подобно дереву.
   Может быть, сделать этот вывод и трудно, но еще труднее найти сие малое, и быть в сем малом (Лк 16:10; Мф 25:21) верным, познать сие малое, ибо «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его.» (Мф 11:12; Лк 16:16).
   А разве не о том же усилии, не о той же работе говорится в известной притче: «Всякий, приходящий ко Мне и слушающий слова Мои и исполняющий их, скажу Вам, кому подобен. Он подобен человеку, строящему дом, который копал, углубился и положил основание на камне; почему, когда случилось наводнение, и вода наперла на этот дом, то не могла поколебать его, потому что он основан был на камне. А слушающий и неисполняющий подобен человеку, построившему дом на земле без основания, который, когда наперла на него вода, тотчас обрушился; и разрушение дома сего было великое.» (Лк 6:47-49; Мф 7:24-27). Отметим уже знакомые нам символы, а также подтвердим то, что обнаружено нами ране дом можно строить на земле, символика которой открыта нами как вера, однако вера может иметь основание, но может оказаться и не основанной ни на чем — на песке. Мы выделили слова «копал», «углубился», ибо они являются наиважнейшими новыми ключевыми образами, а также мы выделили слово «камень», — не связан ли этот камень с раскрытой нами символикой?
   Внимательный читатель должен был отметить, что в этой главе мы использовали пока лишь евангельские заимствования, ни коим образом не касаясь других новозаветных текстов. Конечно, было бы более чем странно, если бы эта тема оказалась вне освещения Апостолами. Вот что пишет Павел в послании к Тимофею: «Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно; ибо так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя.» (1 Тим 4:16). Итак, в числе прочего, Павел требует постоянного занятия вниканием в себя. Чуть иначе прозвучала та же мысль в послании к Коринфянам: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас?» (2 Кор 13:5).
   А не то ли это исследование себя, познание себя, вникание в себя, искание в себе, копание в себе, на которое не был способен неверный управитель? Ведь то, символом чего он является, — вещественные начала мира — способны к познанию лишь находящегося вокруг, человека, вовне его, и даже психологию — науку, само название которой, казалось бы, должно было характеризовать интровертное направление исследования, — материализм свел к изучению реакций человека на те или иные внешние воздействия, коим образом наука о душе превратилась по сути в науку о рефлексах.
   Подводя промежуточный итог, соединяя в краткую формулу все вышесказанное, получаем такую заповедь: ищите Царства Божия, которое находится внутрь вас. Понимание важности и незаменимости сего поиска объединяет две Иисусовы заповеди: «Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся.» (Мф 5:6) и «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.» (Мф 7:7,8; Лк 11:9).

   Итак, надобно копать и углубиться в себя, надо познать себя. А что же есть внутри человека?.. Начаток ответа на этот вопрос для внимательного читателя Павловых посланий не станет недоразумением, ибо исполняющий, как мы только что прочитали, подобен человеку, «который [строя дом] копал, углубился и положил основание на камне» (Лк 6:48), а Павел пишет черным по белому: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос.» (1 Кор 3:11). Вот сколько надо копать, вот до каких пор надо углубиться!

2

   Отвлечемся еще немного.
   Дело в том, что на протяжении почти всего повествования мы столько внимания уделяем теме познания, что обязательно найдется кто-нибудь, желающий навесить на все наши рассуждения ярлык гностицизма. Это удивительно, насколько необходимо людям все расклассифицировать, всему дать название и все к чему-либо отнести. Причем, как правило, бывает так, что та или иная концепция на основании двух или трех признаков причисляется к некоему учению, которое «уже было в веках, бывших прежде нас» (Ек 1:10), а после сего на первоначальную концепцию переносятся все недостатки и соблазны того известного с негативной стороны и раскритикованного учения, печать которого по произволу судей уже стоит на предлагаемой идее. И мы не очень рассчитываем, что наши оппоненты привыкли следовать совету Иустина мученика: «По одному имени, помимо действий, которые соединены именем, нельзя судить, хорошо ли что, или худо. Одно имя не может представлять разумного основания ни для похвалы, ни для наказания, если из самих дел не откроется что-либо похвальное или дурное.» (Апологии 1.4).
   Все это мы приводим в надежде на то, что отдавая должное роли познания в учении Христа, читатель не будет переносить соблазны гностиков первых веков христианства на наш труд.
   Нисколько не защищая положений гностицизма как религиозной системы, а читатель, знакомый с историей религии и философии, сам поймет о каких положениях идет речь, мы, тем не менее, должны признать, что в гностицизме как в методе нет ничего предосудительного, — ведь не отвергаем же мы любовь к ближнему лишь потому, что тому же учит раджа-йога! Надо лишь сверять то познание, тот гносис, который человек способен получать через откровение, со словом Божиим.
   Нужно добавить, что многие авторы, писавшие о раннем христианстве, не могли уйти от темы гностицизма и его взаимоотношений с христианством. Причиною тому являлись в числе прочих и приводимые нами Евангелия от Фомы и от Филиппа. Мы смогли, однако, показать, что теми же свойствами, правда, в несколько менее явном виде, обладают и все четыре канонических Евангелия вкупе с апостольскими посланиями. Что же касается Откровения Иоанна, то приходится лишь удивляться, как выглядящее столь «гностически» писание не оказалось в одной мусорной корзине с отстраненными апокрифами.
   Гносис по-гречески означает знание. «Знание вместо веры» — таково понимание его сущности критиками, а, вернее, таково их непонимание, ибо оно извращает идею. Ведь знание есть лишь один из аспектов Христова учения, однако по признаку наличии такого аспекта, на учение навешивается ярлык ереси.

   Безусловно, что без веры, надежды и любви «знание надмевает» (1 Кор 8:1), но ведь мы говорим о таком гносисе, который никоим образом не отвергает ни веры, ни любви, ни надежды, не стремится стать главенствующей, а тем паче единственной основой.
   В защиту знания можно привести не одну сотню фрагментов Священного Писания. Вот некоторые из них: «Примите учение мое, а не серебро; лучше знание, нежели отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею. Я, премудрость, обитаю с разумом и ищу рассудительного знания.» (Прит 8:10-12); «Истина обращается к тем, которые упражняются в ней.» (Сир 27:9); «Помни завет Всевышнего, и презирай невежество.» (Сир 28:8); «От юности твоей предайся учению, и до седин твоих найдешь мудрость.» (Сир 6:18); «Любящий ее, любит жизнь.» (Сир 4:13).
   Итак, не признавая принадлежности нашего понимания сути вещей к гностицизму, мы все же не можем обойтись без знания — гносиса, поэтому предлагаем читателю называть нашу систему взглядов нетрадиционным гностицизмом, точно так же, как ее можно было бы назвать нетрадиционным христианством, — и в этом отражается наш взгляд на то, что христианство и гностицизм в истинном понимании не могут противопоставляться друг другу.
   Вероятно, стоит привести пример того, в чем наши взгляды несовместимы, с одной стороны, ни с традиционным гностицизмом, ни с традиционным христианством, с другой стороны. Для этого чрезвычайно удачным является вопрос о так называемой трихотомии. Одним из взглядов гностиков, вменяемых их оппонентами в вину, является трихотомия — деление всех людей на три категории или группы: пневматиков, в которых имеет перевес Божественный Дух, психиков, в которых смешивается духовное и материальное начало, и, наконец, соматиков или гиликов, с господствующим материальным началом. Возможно и излишне делать такое добавление, но традиционное христианство не считает нужным подчеркивать какое-то деление людей.
   Чтобы рассмотреть обоснованность указанного деления, нам придется еще раз сменить направление нашего исследования, что все же вернет нас в конце концов к той теме, от которой мы отвлеклись для того, чтобы сказать несколько слов о гностицизме. 1так, упоминание слов с греческими корнями «пневматики», «психики» и «соматики» не должно нас обескуражить, ибо по сути мы имеем дело с терминами, хорошо знакомыми нам по предшествовавшему анализу текстов Священного Писания: психик есть не что иное, как «душевный человек», соматик — плотский, а пневматик - духовный. Сии три суть персонажи, упоминаемые Апостолом: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о «сем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?» (1 Кор 2:14-16).
   «И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе... ибо вы были еще не в силах, да и теперь еще не в силах, потому что вы еще плотские.. Ибо когда один говорит: «я Павлов», а другой: «я Аполлосов», то не плотские ли вы?» (1 Кор 3:1-4);
   «Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир.» (Рим 8:5,6).
   Кажется, мы доказываем существование именно трихотомии. Однако позволим заметить, что в указанных отрывках духовный человек противопоставляется как плотскому (1 Кор 3:1-4; Рим 8:5,6), так и душевному (1 Кор 2:14-16), но, к нашему удивлению, во всем Писании мы не находим и намека на различение плотского и душевного, более того, Апостол Иаков практически стирает грань между плотским и душевным, ставя последнее на одну чашу весов с бесовским: «[Зависть и сварливость] не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская...» (Иак 3:15). Столь же недвусмысленно отношение к душевному выражено в послании Иуды, который говорит о людях душевных, не имеющих Духа (Иуд 19), — то есть душевность и обладание дарами Духа Святаго являются несовместимыми состояниями, и, будучи душевным, невозможно иметь Духа. Итак, плотское и душевное, будучи так же близки друг другу, как и оба далеки от духовного, могут уподобиться льду, снегу и пару соответственно, — и, хотя снег легче растопить, чем лед, он так же далек от состояния пара, как и последний. Другое сравнение — плотского человека можем уподобить углю, а душевного графиту, тогда как духовный подобен алмазу, при том, что все три суть разновидности одного химического элемента — углерода. Конечно, графит меньше пачкает руки, чем уголь, но по сравнению с алмазом, он очень недалек от угля.
   Изъяснение близости плотского и душевного нуждается в некоем примере, иллюстрирующем сказанное нами. В качестве такого примера можно рассмотреть две из десяти Моисеевых заповедей. Так, седьмая заповедь гласит: «Не прелюбодействуй.» (Исх 20:14). Сразу можно отметить, что сия заповедь безусловна — вообще не прелюбодействуй. И тот, кто не совершил сего плотского греха, ее исполнил. При этом сама седьмая заповедь ничего не говорит о возможном состоянии души исполнившего ее: с легкостью ли и радостью сделал он это, или же для усмирения плоти ему пришлось приковывать себя к камню или закапываться в землю? Теперь лил обращаем наши взоры на слова десятой заповеди: «Не желай жены ближнего своего.» (Исх 20:17). Как видим, за исключением гипотетически почти абсурдного случая, если бы жена ближнего насильно склонила человека к прелюбодеянию, сия заповедь даже и не говорит о плотском грехе, но о грехе душевном, грехе похоти. Сии заповеди чрезвычайно близки одна другой, ибо в их буквальном понимании обращены одна к плотским, другая к душевным, но за буквой их стоит глубочайший духовный смысл, о существовании коего нам тем более стоит напомнить, что впереди читателя «Дет изъяснение духовного смысла подобного рода запретов.
   В отношении же греха, состоящего в нарушении означенных заповедей, надо сказать, что традиционное христианство без  всяких сомнений считает гораздо более тяжелым грехом само  прелюбодеяние, нежели одну только мысль о нем. И это только лишь один из примеров того, что самыми страшными и тяжелыми считаются грехи плоти. Менее тяжкими и легче искупаемыми считаются душевные грехи. Грехи же духовные считаются уже чем-то абстрактно-эфемерным, и разговоры о грехах в духе воспринимаются как попытка отвлечь внимание от более серьезных тем или, в лучшем случае, как разговор «за жизнь». Между тем для того, кому открыт смысл духовного греха, ясна несоизмеримо большая опасность именно духовного блуда, ибо тот, кто блудодействует по плоти, оскверняет плоть свою, которая и без того греховна, тот, кто блудодействует в душе, оскверняет душу, а тот, кто блудодействует духовно, оскверняет данный от Бога дух. Что же страшнее: осквернить то, что тленно и что и без того будет уничтожено (плоть), или то, что вечно (дух)? Однако, дабы соблюсти духовную чистоту, надо понять духовный смысл закона.
    И да простит нам читатель очередной повтор, но плотские и душевные, с одной стороны, и духовные, с другой стороны, суть люди с качественно различающимися уровнями сознания, что влечет за собой различающееся понимание Слова Божия. Вспомните место, где Иисус, изъясняя отношения мужай жены, сказал: «не все вмещают слово сие, но кому дано». Он учит: «есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит.» (Мф 19:12). — Пожалуйста, выбирайте путь в меру своей способности вместить. Однако не забудем, что Павел, освещая ту же тему — тему мужа и жены — говорил: «Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам, ибо это заповеди Господни. А кто не разумеет [ибо не является ни тем, ни другим, так как иначе уразумел бы], пусть не разумеет.» (1 Кор 14:37,38). Но поскольку никто не хочет признаваться в своей плотскости или, что почти то же самое, душевности, то пусть тогда, выдавая сие за истинное разумение, исполняет заповеди Господни буквально.
    Не надо думать, что описанное представление о делении людей по сути на две категории мгновенно исчезло из ортодоксальной церковной среды, закончившись упомянутыми Иудой, Иаковом и Павлом. Вот, что пишет ученик Иоанна Богослова Игнатий Антиохийский: «Плотские не могут делать духовного, и духовные плотского, подобно как и вера дел, свойственных неверию, и неверие дел веры.» (Еф 8).
    Вернемся к Апостолу Иакову и посмотрим, что он пишет о душевном чуть далее: «Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.» (Иак 4:2,3). Добавим, что, когда человек, не имея и не разумея, .прикидывается духовным и все разумеющим, то он никак не может получить ни духовности, ни разумения, и, лишь осознав отсутствие в себе чего-то, он может последовать заповеди «Ищите, „росите, стучите» (ср. Мф 7:7,8; Лк 11:9). (Вот мы и вернулись к тому, от чего отвлеклись.)
    Некто спросит: а ну, как не найду? а что, как не дадут? а вдруг не отворят? Ответим словами Иисуса: «никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего.» (Ин 6:65). Сие может быть истолковано в том смысле, что человек еще недостаточно собрал себе масла в светильник, и сокровищ на небесах (Мф 6:20). Обращаем внимание читателя на то, что «с этого времени [после такого ответа Иисуса] многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним.» (Ин 6:66).

3

    Основным вопросом, должным быть решенным тем или иным образом в первую очередь, но оставленным почти вовсе без внимания, является вопрос о тех тонких субстанциях, которые христианство называет душой и духом. Мы говорим «тем или иным образом», ибо сей вопрос может быть решен несколькими путями, в числе которых лишь одной из возможностей является введение догмы об их существовании.
    Итак, начнем с того, что человеческий разум лишен прямой связи со всем тем, что принято называть душой, или, если хотите, сия тонкая субстанция не целиком, не вполне влияет на разум личности, с телом которой она связана в физическом мире. В лучшем случае в некоторых крайних обстоятельствах человек неподдающимся описанию способом «чувствует» вред или (крайне, исчезающе редко) пользу, которую могут принести его душе те или иные деяния. Чаще же человек, лишь уже соделав некое зло, испытывает определенное раскаяние или угрызения совести, или внутреннюю опустошенность, посредством чего он способен подпадать под влияние души. Не требуется обладать богатой фантазией, чтобы представить себе ситуации, когда человек не способен сознательно определять степень того вреда или пользы, которую те или иные его деяния могут принести его душе (по человеческому разумению говорим). Вообще говоря, и свое тело человек не осознает, а лишь чувствует, но сие чувствование неизмеримо более развито, и к тому же оно не оставляет сомнений в реальности тела.
    В связи с вышеизложенным в отношении души приходится признать, что человек вынужден обращаться за руководством к Закону или к духовному наставнику. С телом ситуация чуть иная, ибо, за исключением явно патологических случаев, никто не станет спрашивать совета о том, можно ли жечь свою плоть огнем или резать ее ножом, «ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти» (Еф 5:29). Однако в отношении иного, например, пьянства — вновь говорим по человеческому разумению — человек столь же успешно не слушает советов. На такой случай слепоты разума в видении проблем души высказана Иисусом известная формула: «Какал польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф 16:26). Следует отметить, что в любом случае риторика Иисуса свидетельствует о непонимании человеком потребностей своей души, о том, что современный христианин в лучшем случае лишь слабо чувствует, но ни коим образом не осознает самого наличия у себя души. Вопрос души по сути сводится не к осознанию, а к вере в существование у себя души, и лишь после утверждения сей веры становится возможно говорить о посмертном или вечном существовании души и о ее судьбе после физической смерти человека — о спасении ее или о муках в геенне огненной. А не приняв во внимание душу, нельзя всерьез говорить и о Боге вообще, и вопрос того, что в человеке, еще в силу этого является основным.
    Эквивалентно ли понятие души разуму? — конечно нет!; нашим эмоциям и чувствам? - тоже нет!; нашей интуиции? — опять нет!; может быть совести? — вновь не вполне! Так что же мы собираемся спасать?!
    Но если такие трудности встречаем мы в понимании проблемы души, то что же можно сказать о духе как о сверхтонкой субстанции, лежащей еще выше, в еще более труднопознаваемой области? Ведь даже в рамках православия существуют богословы, считающие, что дух — это такая составляющая человека, которая не гибнет, но возвращается к Богу, даже если душа оказывается в геенне огненной.
    Все, о чем мы рассуждаем, свидетельствует, что внутри человека есть очень многое, что требует познания. И, если мы посмотрим в новом свете на вопрос: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф 16:26), то мы поймем, что выкупом за душу может быть не меньше, чем весь мир! И, таким образом, копания, углубления в себя — задача столь же, если не более, грандиозная, как и приобретение, познание, всего мира!!! При сем скажем: человек стоит по собственному разумению перед выбором — либо приобретать, познавать окружающий мир за счет неизбежного вреда своей душе, или познавать себя, выкупать свою душу ценою отказа от внешнего мира и всех богатств его. Последний мотив не должен остаться незамеченным при внимательном прочтении повествования о третьем по Матфею или о втором по Луке искушении Иисуса от диавола: «И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.» (Лк 4:5-8; Мф 4:8-10). Таким образом, каждый по-знает либо того, «Кто в вас», либо того, «кто в мире.» (ср. 1 Ин 4:4).

4а

    Впрочем, все наши рассуждения, с которыми мы ознакомили читателя, и вопросы, перед ним поставленные, в известной мере тщетны. Тщетность их констатирована еще Павлом, поставившим вопрос: «Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» (1 Кор 2:11).
    Поэтому обратимся к свидетельствам, имеющимся в Священном Писании. А Писание свидетельствует, и это заметно без особого таланта видеть и толковать притчи, о присутствии, наличии Высшего в человеке, о присутствии в человеке Бога. Эти свидетельства бывают косвенными: «Бог производит в вас и хотение и действие по [Своему] благоволению.» (Флп 2:13); «Да будет Бог все во всем.» (1 Кор 15:28), «Бог один и тот же, производящий все во всех.» (1 Кор 12:6); А разве можем мы исключить из рассмотрения слова Творца: «Сотворим человека по образу Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотвори л [их].» (Быт 1:26,27). Мы вынужденно забежим вперед, отмечая, что вариант прочтения последнего фрагмента по древнееврейскому оригиналу первой книги Моисеева Пятикнижия гласит: «Сделаем человека в образе нашем, по подобию нашему... и сотворил Бог человека в образе его: по божественному образу сотворил он его; мужчиной и женщиной он сотворил [их].» Ведь уже только перечисленного было бы достаточно, чтобы вынести тезис о присутствии Божества в человеке. Сие, правда, заняло бы некоторое время, но нам нет необходимости упражняться в логике, ибо мы имеем более чем достаточно и прямых свидетельств, кои касаются и Отца, и Сына, и Святаго Духа в человеке.
    Начнем со свидетельств присутствия Бога-Отца в человеке:
    «Вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них... И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель.» (2 Кор 6:16,18);
    «Дети! вы от Бога... ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире.» (1 Ин 4:4). А разве может быть обойдено вниманием следующее высказывание из того же послания:
    «Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа Своего... Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге... Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.» (1 Ин 4:12,13,15,16). И тут не просто открывается тайна присутствия Божия в человеке, но и даются условия того. Мы и здесь не будем давать сколь-нибудь развернутого комментария о роли любви, будучи в надежде, что читатель понимает ее и сам, помня и о следствии отсутствия любви: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.» (1 Ин 4:8).
    Любовь является необходимым условием пребывания Бога в человеке. И если мы не забудем, что символом любви является масло, то мы увидим явную параллель притче о пяти девах, имеющих масло в светильниках своих и потому взятых внутрь, и пяти, не имеющих масла-любви и посему оставленных во тьме внешней. Тому же, кто нуждается в подробном комментарии на эту тему или до сих пор не вполне понимает, о какой именно любви идет речь, можно только посоветовать поискать чтиво полете, и, уж во всяком случае, такому читателю еще рано интересоваться тайными, эзотерическими учениями.
    Весьма интересно переплетается наша нынешняя тема с темой молитвы в Евангелии Филиппа: «Войди в свой дом, закрой свою дверь за собою и молись своему Отцу, Который в сокрытом, то есть Тому, Кто внутри всех.» (Филипп 69).
    Теперь вернемся к Павлу и приведем еще одно замечательнейшее высказывание, которого единственного хватило бы, чтобы показать и засвидетельствовать присутствие Бога, присутствие Отца в человеке: «Один [есть] Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех наел (Еф 4:6). Не удержимся повторить сие еще раз:

Один Бог и Отец во всех нас !!!

4б

    Теперь обратимся к свидетельствам присутствия в человеке Сына, или Христа:
    «Пребудьте во Мне и Я в вас.» (Ин 15:4), — завещает Сын.
    В следующей выдержке пересекаются свидетельства присутствия в человеке и Отца, и Сына: «Узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас.» (Ин 14:20).
    Подобный мотив виден и в следующей выдержке, принадлежащей на сей раз Павлу: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти. » (Кол 2:8-10). Замети м, что тут говорится не о некой части Бога — Бог не разделим на части, -но о всей Его полноте. И это наблюдение не оставляет места разного рода спекуляциям по поводу пресловутой «искры Божией» в человеке, о которой с воодушевлением говорят те, кто настаивает на Богоподобии человека, но не может вместить простой идеи о том, что Господь Бог всею Своею полнотою пребывает в нем.
    «Христос в вас, упование славы.» (Кол 1:27), — читаем мы далее. Подчеркнем, что сие открывается читателю Нового Завета как тайна, «сокрытая от веков и родов» (Кол 1.26), «о которой от вечных времен было умолчано.» (Рим 14:24);
    «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос.» (Кол 3:11);
    «Христос, - как Сын в доме Его [Отца], дом же Его - мы, если только дерзновение и упование, которым хвалимся, твердо сохраним до конца.» (Евр 3:6);
    «Да даст вам [Отец]... крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши,.. дабы вам исполниться всею полнотою Божиею.» (Еф 3:16,17, 19). В этих словах заключено много больше того, что являет собой тему нашего исследования в данный короткий момент. Предупредим читателя, что нам предстоит еще по крайней мере дважды вернуться к этим словам. Однако не будем торопить событий и продолжим наше исследование: «Не я живу, но живет во мне Христос.» (Гал 2:20), — говорил Павел. В другом месте он использует оборот: «Христос в теле моем» (Флп 1:20).
    После двух ссылок на Иоанна мы приводим свидетельства, принадлежащие только Павлу. Но это не должно внушать мысли о нашей пристрастности. Да и проведенное нами исследование символики светильника подготовило вывод, который согласно вписывается в канву повествования. Напомним, что речь идет о параллельном анализе нескольких речений: «Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно. Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма? Если же тело твое все светло и не имеет ни одной темной части, то будет светло все так, как если бы светильник освещал тебя сиянием.» (Лк 11:34-36; Мф 6:22-23).
    Итак, у человека имеется светильник, способный, правда, лишь тогда, когда в светильнике хватает масла, чтобы ему не угаснуть, давать свет: «Бог есть свет, и нет в нем никакой тьмы.» (1 Ин 1:5). При символически понятых условиях Христос являет Себя в человеке: «Я свет миру.» (Ин 8:12; 9:5). «И свет во тьме светит и тьма не объяла его.» (Ин 1:5);

    Доказывая факт пребывания Отца в человеке, мы приводили свидетельство, которое, если вдуматься, по сути противопоставляет внутреннее, где и обитает Бог, внешнему, где владычествует совсем иной: «Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире.» (1 Ин 4:4). Тот же принцип справедлив и в отношении Сына: «Если кто скажет вам: вот, Здесь Христос, или там, — не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно и избранных. Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: «вот, [Он] в пустыне», — не выходите; «вот, [Он] в потаенных комнатах», — не верьте.» (Мф 24:23-26).

    Что, быть может, самое главное, и о чем мы должны будем и обязательно поговорим в дальнейшем — это явственно звучащий во всем Священном Писании мотив необходимости попадания внутрь, в чем роль Христа неоценима и незаменима: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется.» (Ин 10:9).
    Перечисление свидетельств о Сыне можно закончить вопросом того же Павла (2 Кор 13:5):

«...или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас?»

4в

    Наконец, и присутствие Святаго Духа в человеке не оставлено без внимания:
    И здесь Павел вопрошает: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас». (1 Кор 3:16). Позже он продолжает: «Тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого вы имеете от Бога, и вы не свои...» (1 Кор 6:19); «Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас.» (2 Тим 1:14).
    Еще раз подчеркнем, что все сии свидетельства составляли прежде тайну, сокрытую от веков и родов, «ныне же открытую святым Его, которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей... есть.» (Кол 1:26,27).
    Последний короткий параграф нашего исследования завершим, повторив:

Дух Божий живет в вас!

4г

    Приведя сии свидетельства, мы приходим к идее имманентности Бога человеческой душе, но сия идея не нова. Идея Христа в сердце находит место в сочинениях раннехристианских мужей послеапостольского периода. Так, упоминавшийся нами Игнатии Антиохииский был настолько проникнут таковым духом, что создал в своих писаниях призванные сделать эту истину более очевидной неологизмы, называя христиан Феофориями (Богоносцами) и Христофориями (Христоносцами), за что и сам получил прозвание Богоносец.
    Однако его высказывания в известной мере более осторожны, все приведенные свидетельства. Так, нам представляетхуг, что в нижеследующем отрывке из его письма к Ефесянам слова «как бы» несколько обесценивают дальнейшее его утверждение — «действительно есть». Вот этот фрагмент: «будем все делать, как бы Он Сам был в нас, чтобы мы были Его храмами, а Он был в нас Богом нашим, — как Он и действительно есть, и некогда явится пред лицем нашим, потому мы справедливо и любим Его.» (Еф 15).
    Прежде чем мы продолжим наше продвижение в исследовании того, что есть в человеке, мы хотели бы обратить внимание читателя на слова Павла о соблазне Иисуса Христа для Иудеев (1 Кор 1:23). Подчеркнем, что Христос является соблазном для Иудеев, много раз бравших камни, чтобы побить Его. Причем под именем «Иудеи» надо понимать всех претендентов на роль исповедника единобожия, монотеизма, — ведь кроме иудеев, являвшихся монотеистами, все остальные народы, как мы уже отмечали, исповедывали политеизм. И христиане, как это ни парадоксально прозвучит, должны были бы также относиться к этому понятию, используемому на протяжении всего Нового Завета. И, если кому-то непонятно, в чем же соблазн Христа для иудея-монотеиста, то приведенные выдержки должны рассеять сомнения. Действительно, монотеисту крайне трудно вместить, что Бог, Которого он всегда представлял Единым, не разделяясь, оставаясь Единым, находится всею полнотою Своею в нем самом и во всех других людях. Причем, если читатель будет, как за соломинку, хвататься за представления трехмерного мира, подобно тому, как средневековая церковь хваталась за геоцентрическую космологию, то такой читатель неизбежно увидит в наших выводах пантеистические идеи. Вот тут-то и заключен соблазн для человека, не понимающего, что в вопросе о Боге нельзя оперировать привычными понятиями и представлениями трехмерного мира.
    В самом деле, трудно объяснить неподготовленному оппоненту четырехмерную модель мира. Но, давайте попробуем приобрести Друзей богатством неправедным, и для понимания того, что есть высшее измерение, перейдем в воображаемый двумерный мир, моделью которого будет, к примеру, исчезающе тонкий лист бумаги. Фантастическому жителю этого мира будет казаться, что более высоких измерении в его космосе нет. Но, если мы сложим его лист, его мир, его космос, гармошкой, чего он не сможет заметить, ибо воспринимает лишь те изменения, что происходят в известных ему двух измерениях, а затем проткнем эту гармошку иглой, то житель того двумерного мира увидит появляющиеся одно за другим отверстия, коих будет множество, но ему и в голову не придет, что все отверстия суть результат действия одной единственной иглы. Такое стало возможным благодаря преобразования двумерного объекта в более высоком, не принадлежащем самому этому объекту, третьем измерении.
    Теперь мы можем попытаться сделать подобное преобразование и с привычным для нас трехмерным миром, правда тут нам потребуется совершенно непривычное «здравому смыслу» и чуждое «традиционному богословию» четвертое измерение. И вот тут-то то, что в трехмерной картине видится рассеянным и беспорядочно разбросанным по всему миру кажущимся неподдающимся разумению образом, может оказаться в четвертом измерении чем-то единым, точно так же, как и хаотически расположенные на листе бумаги точки на самом деле образованы одной иглой.
    Мы сказали сейчас, что понятие четвертого измерения чуждо «здравому смыслу» и «традиционному богословию», но так ли уж чуждо такое понятие библейскому языку? Взглянем, как выражается Апостол Павел в послании к Ефесянам, контекст которого заставит нас еще достаточно поговорить о себе: «постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота...» (Еф 3:18), — не странно ли, что и он говорит о четырех... Можем ли мы подобрать здесь иное слово, нежели измерение? Однако даже если кто-то подберет лучший термин, это ничего не изменит по сути — пусть будет другое слово, определяющее предмет того, о чем мы говорим. Тут важна суть, а не то, в какие слова человек пытается облечь истину.
    Оставим притчу с гармошкой и иглой и отметим, что, несмотря на все соблазны иудеев по поводу многомерности, в книге великого Исайи мы находим стихи, которым могли бы позавидовать самые тайные из апокрифов: «Душею моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра.» (Ис 26:9); «Я, Господь, первый и в последних Я тот же.» (Ис 41:4). Не меньшего внимания достойны и слова Софонии: «Господь, царь Израилев посреди тебя... Господь Бог твой среди тебя, Он силен спасти тебя.» (Соф 3:15,17)
    Итак, мы собрали воедино свидетельства присутствия в человеке того, для чего традиционное христианство изобрело термин трех ипостасей Божества.
    Сделанные нами выводы, тем не менее, ни в коем случае не могут стать поводом к самообольщению в отношении божественности природы человека, ибо, несмотря на то, что человек сотворен «по образу Божию» (Быт 1:27), мы не в праве забывать, что «водворяясь в теле, мы устранены от Господа... {Богу же мы открыты.}» (2 Кор 5:6,11). Сие отделение, устранение человека от Господа и определяет главную задачу его (человека) в своей телесной, земной жизни. Сие же отделение от Господа и затрудняет ее решение, требуя немалых усилий: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его.» (Мф 11:12).
    По сравнению с величиной упомянутых у Матфея усилий уразумение только что изложенного не требует ни особых способностей, ни напряжении со стороны читателя. Посему призывы к исследованию себя (2 Кор 3:15), к вниканию в себя (1 Тим 4:16) легко объединяются с призывами к поискам Бога и Его Царствия (Мф 6:33; Лк 12:31). Вот как сформулировано это у Исайи: «Ищите Господа, когда можно найти Его; призывайте Его, когда Он близко.» (Ис 55:6). А в Деяниях Апостолов мы находим последнюю задачу в чрезвычайно тонко сформулированном виде:
    «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем...» (Деян 17:26-28).
    Обратим внимание: Бог не просто недалеко от кого-то из нас, но недалеко от каждого из нас — ведь те слова сказаны Павлом вовсе не в христианском собрании. Бог недалеко и от православного, и от католика, и от иудея; от австралийца и от гренландца, хотя расстояние между ними весьма велико. А такое может быть в единственном случае — если Он находится внутри каждого из нас. Здесь получает разрешение существующая для многих и по сей день проблема Иова: «О, если бы я знал, где найти Его... Но вот, я иду вперед, и нет Его, назад, и не нахожу Его; делает ли Он что на левой стороне, я не вижу; скрывается ли на правой, не усматриваю.» (Иов 23:3,8,9).
    Таким образом на основании свидетельств Священного Писания мы показали, что Бог обитает внутри человека, — заметим тут, что Бог находится и в одном, и в другом, и в третьем... в каждом из нас. Заставит ли нас это открытие изменить понимание известнейшей Иисусовой формулы: «В доме Отца Моего обителей много.» (Ин 14:2) ? Ведь каждый, в ком обитает Отец, потому и является Его обителью. Последняя мудрость имеет и продолжение, которое читатель без труда найдет в Евангелии от Иоанна, однако мы еще пока слишком далеки от возможности истолковать все следующие за приведенными слова, почему и ограничиваемся лишь сказанным.

Часть II >