Глава Первая
    
ИСКАНИЯ


    Психические исследования - это предмет, над которым я всего более размышлял и по поводу которого я всё же куда медленнее составил себе мнение, нежели по поводу какого-либо иного. По мере того, как продвигаешься по жизни, происходят определённые события, которые вынуждают человека признать тот факт, что время безвозвратно проходит и что молодость и даже зрелые годы уже давно миновали. Именно это и произошло на днях со мной. В одном из свежих номеров превосходнейшего журнала, который называется "Лайт"¹, появилась колонка, посвящённая событию тридцатилетней давности, что в среднем соответствует длине жизни одного поколения. Пробегая взглядом текст, я буквально вздрогнул, когда увидел внизу своё имя и узнал, что читаю перепечатку письма, написанного мною в 1887 году, в котором сообщаются некоторые интересные подробности, касающиеся опытов, проведённых во время спиритического сеанса.² Отсюда явствует, что предмет этот интересует меня довольно давно и что я не был слишком уж поспешен в намерении составить себе о нём собственное мнение, поскольку заявление о том, что реальность этих явлений представляется мне несомненной, было сделано мною всего лишь пару лет назад.
    Если я и говорю здесь о некоторых своих опытах и встретившихся на моём пути трудностях, читатели, надеюсь, не воспримут это как некое ячество, но согласятся с тем, что это самый лучший способ дать ответ именно на те вопросы, которые скорее всего возникнут в уме читателя. Придерживаясь такой линии, я смогу дать ответ более общий и одновременно, по природе своей, более безличный.
    Когда в 1882 году я завершил своё медицинское образование, то, как и большинство молодых врачей, оказался убеждённым материалистом во всём, что касалося человеческой участи. Но в то же время я никогда не переставал быть и ревностным теистом, поскольку, на мой взгляд, никто ещё не дал ответа на вопрос, заданный Наполеоном звёздной ночью во время египетского похода профессорам-атеистам: "Скажите-ка, господа, кто создал эти звёзды?". Ведь если сказать, что Вселенная была создана непреложными законами, то это лишь вызовет другой вопрос: "Кто же создал эти законы?". Я, конечно же, не верю и никогда не верил в человекоподобного Бога, но верю в Разумную Силу по ту сторону всей деятельности природы - Разум столь бесконечно сложный и великий, что мой ограниченный ум не может постичь о нём ничего, кроме самого факта его существования. Добро и зло представлялись мне столь неоспоримыми, что для обоснования их я не видел нужды ни в каком Божественном откровении. Но когда я подходил к вопросу о наших хрупких личностях, якобы переживающих смерть, мне казалось, что многие аналогии, наличествующие в природе, отвергают сохранение личности после смерти тела. Так, когда догорает свеча, исчезает свет; когда обрывается провод, исчезает ток. И когда гибнет тело, исчезает сознание. Каждый человек в эгоизме своём может чувствовать, будто его "я" бессмертно, но пусть он взглянет, скажем, на среднего бездельника, принадлежащего к высшему или низшему классу общества - возникнет ли у него тогда в самом деле мысль, будто есть какая-то явная причина к тому, чтобы и такая личность продолжала жить после смерти тела? Это представляется иллюзией, и я был убеждён, что смерть действительно есть конец всего, хотя и не видел причин, чтобы это как-то должно было отражаться на наших обязанностях по отношению к человечеству во время нашего преходящего существования.
    Таково было состояние моего ума в ту пору, когда я впервые столкнулся со спиритическими явлениями. Я всегда смотрел на эту тему как на величайшую глупость на свете; к тому времени я прочитал кое-какие рассказы о скандальных разоблачениях медиумов и поражался тому, как человек, будучи в здравом уме, мог вообще в такое поверить. Однако некоторые из моих друзей интересовались спиритуализмом, и я вместе с ними принял участие в сеансах с верчением стола. Мы получили связные сообщения. Боюсь, единственным результатом этих посланий для меня стало то, что теперь я смотрел на своих друзей с некоторым подозрением. Очень часто сообщения были пространными, слова в них составлялись по слогам за счёт приподнимания и опускания ножки стола, и мне казалось совершенно невозможным, чтобы всё это было случайностью. Стало быть, что-то должно было двигать столом. И я решил, что тут не обошлось без кого-то из моих друзей. Возможно, и они думали обо мне то же самое. Я был озадачен и обеспокоен этим, ибо они были не теми людьми, которых можно заподозрить в мошенничестве. И всё же я не видел иного объяснения этим сообщениям, кроме сознательных манипуляций со столом.
    В это же самое время - приблизительно в году 1886 - мне попалась книга, озаглавленная "Воспоминания судьи Эдмондса". Её автор был членом Верховного Суда С.Ш.А., человеком высокой репутации. В своей книге он рассказывает о том, как после смерти жены продолжал общаться с ней в течение многих лет. Эдмондс приводит разного рода подробности. Я прочитал его книгу с интересом и полнейшим скептицизмом. Мне она показалась примером того, что и в уме людей практического склада могут быть слабые стороны, своеобразная реакция, думалось мне, на плоские факты жизни, с коими они вынуждены постоянно иметь дело. Где, спрашивается, находился тот дух, тот ум, о котором он говорил? Предположим, с человеком произошёл несчастный случай, повлёкший за собой повреждение черепной коробки, - в результате изменится весь его характер, ум высокого порядка опустится до самого низкого уровня. Наконец, под влиянием спирта, опиума и других наркотических веществ характер человека может совершенно перемениться. Это должно доказывать, что дух зависит от материи.
    Таковы были доводы, которыми я располагал в те дни. Я был не в состоянии понять, что не сам дух меняется в подобных случаях, но тело, через которое дух действует и которое служит ему способом выражения. Это всё равно как повредить скрипку: она издаст лишь нестройные звуки, но сам музыкант, взявший её в руки, не утратит от того своей способности быть виртуозом.
    Любопытство моё было достаточно подстёгнуто, для того чтобы у меня возникло желание и впредь при всяком удобном случае читать литературу подобного рода. Я был весьма удивлён, обнаружив, что многие великие люди, коих имена стали символом науки, целиком и полностью верили в то, что дух независим от материи и может существовать без неё. Когда я рассматривал спиритизм просто как вульгарные домыслы невежд, я склонен был относиться к нему с презрением; но, узнав, что его отстаивают такие учёные, как Крукс, известный мне как величайший английский химик, Уоллес, соперник Дарвина, и Фламмарион, крупнейший астроном, я уже не мог позволить себе подобное пренебрежение. Было бы слишком легко отмахнуться от их трудов, исполненных самого тщательного и кропотливого анализа предмета и вытекающих из него выводов, сказав себе: "Пусть их! Видно, в голове у них есть прореха." Надо, однако, обладать большим запасом самодовольства и самоуверенности, для того чтобы ни на минуту не предположить, что такая "прореха" имеется как раз в собственной голове. Некоторое время скептицизм мой поддерживало то соображение, что другие авторитетные учёные - сам Дарвин, Гексли, Тиндаль и Герберт Спенсер - потешались над этой новой ветвью исследований. Но когда я узнал, что их пренебрежение достигло такой степени, что они даже не пожелали ознакомиться с предметом, что Спенсер многократно заявил о своём априорном неприятии подобных исследований, тогда как Гексли признался, что его это попросту не интересует, то я был вынужден допустить, что, как ни были они велики каждый в своей области, в данном вопросе они выказали непростительную слабость, поскольку их подход в данном случае крайне догматичен и всего менее научен. Напротив, по-моему, те исследователи, которые не почли за труд изучить спиритические явления и попытаться вывести управляющие ими законы, пошли по истинно научному пути, пути знания и прогресса. И тогда логика моего рассуждения поколебала мой скептицизм.
    Однако мои собственные опыты его вновь несколько укрепили. Стоит напомнить, что я работал тогда без медиума, а это всё равно что уподобиться астроному, не пользующемуся телескопом. Сам я не обладаю медиумической способностью, или "психической силою", и те, кто работали со мною обладали ею ещё в меньшей мере. Всех нас, вместе взятых, едва хватало на то, чтоб собрать минимум магнетической силы (можете назвать это как-то иначе), необходимой для получения движений стола, в итоге которых получаются сомнительные и зачастую глупые послания. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов и копии, по крайней мере, некоторых из этих посланий. Они не всегда были совершенно глупыми; например, когда, задавая контрольный вопрос, я спросил, сколько мелочи у меня с собой в кармане, стол по буквам ответил: "Мы приходим сюда, чтобы наставлять и возвышать души, а не за тем, чтоб отгадывать детские загадки." И вслед за этим: "Религиозный склад ума, а не критический желаем развить мы в людях." Никто, думаю, не расценит такое послание как ребяческую шутку. С другой стороны, я постоянно опасался, не объясняется ли всё это невольным надавливанием на поверхность стола, которое производят участники сеанса. Именно тогда произошёл случай, сильно меня разочаровавший и заставивший надолго потерять интерес к этим явлениям. В тот вечер условия были очень хорошие, и мы получили длинную серию движений, которые, как казалось, совершенно не зависели от нашего влияния. Из них выстраивались длинные и подробные послания, исходившие от духа, назвавшего своё имя и сказавшего, что он был коммивояжёром и погиб недавно во время пожара театра в Эксетере. Все детали выглядели точными, и он умолял нас написать его семье, которая проживала, как он сказал, в местечке под названием Слэттенмир, графство Камберленд. Я так и сделал, но письмо пришло назад как высланное по неверному адресу. До сего дня я так и не знаю, было ли то розыгрышем, или произошла какая-то ошибка в написании адреса; но таковы факты, и на какое-то время они породили у меня отвращение ко всему роду этой деятельности. Одно дело было изучать предмет, но когда предмет этот начал устраивать изощрённые шутки, то, показалось, пришло время сделать перерыв. Если есть на свете такое место как Слэттенмир, то я даже и сейчас был бы рад узнать об этом.
    В то время я занимался врачебной практикой на Южном море, где и познакомился с генералом Дрейсоном, человеком весьма выдающегося характера. Он был одним из британских первопроходцев в области Спиритизма. К нему обратился я со своими трудностями, и он очень терпеливо меня выслушал. Он уделил весьма мало внимания моей критике в том, что касалось нелепости большинства посланий и совершенной ложности некоторых из них. "Просто по поводу этих явлений у вас в голове пока не сложилось фундаментальной истины", - сказал он. - "А истина эта состоит в том, что всякий дух во плоти переходит в следующий мир точно таким, каков он есть, без каких-либо изменений. В нашем мире куда как хватает людей слабохарактерных и глупых. То же самое, стало быть, должно иметь место и в мире следующем. И вам нет надобности вступать в общение с подобными людьми там, точно так же как вы не делаете этого здесь. Следует выбирать себе собеседников, попутчиков и друзей. Попробуйте представить, что человек из нашего с вами мира, который прожил всю жизнь в собственном доме, никогда не выходил из него и не общался с себе подобными, однажды высовывает голову из окна, чтобы посмотреть, где он, собственно, находится и что это за место, в котором он живёт. Что из этого может получиться? Какие-то грубые мальчишки могут наговорить ему кучу глупостей. И он, таким образом, ничего не узнает ни о мудрости, ни о величии этого мира. Он тогда всунет голову назад, решив про себя, что мир этот - весьма ничтожное место. Именно это и произошло с вами. Во время сумбурного сеанса, лишённого определённой цели, вы заглянули в тот мир и натолкнулись там на каких-то вздорных мальчишек. Не останавливайтесь на этом, идите дальше и постарайтесь увидеть нечто лучшее." Таково было объяснение генерала Дрейсона, хотя и не могу сказать, что оно тогда меня удовлетворило. Но сегодня я думаю, что оно было всего ближе к истине.
    Такими были мои первые шаги в Спиритизме. Я всё ещё был скептиком, но по крайней мере стал и исследователем, и когда слышал, как какой-нибудь старомодный критик заявлял, будто объяснять в этой области, собственно, нечего и что всё это мошенничество, или что все необходимые пояснения может дать хороший фокусник, то я уже хотя бы знал, что такая критика - вздор. Правда, опыта, которым я к тому времени располагал, не хватало, чтоб убедить меня самого, но я не переставал читать литературу и мог видеть, сколь глубоко другие люди проникли в этот предмет, и я признавал, что свидетельства в пользу Спиритизма столь неопровержимы, что никакое другое религиозное движение на свете не может с ним сравниться. Это, правда, ещё не доказывало его истинности, но по крайней мере свидетельствовало, что он вполне заслуживает уважения и что от него нельзя просто отмахнуться.
    Возьмите странное происшествие, которое Уоллес справедливо назвал "современным чудом". Я предпочитаю говорить именно о нём, потому что событие это кажется всего более невероятным. Я имею в виду утверждение, что Д.Д.Хоум (который, кстати сказать, никоим образом не был, как полагают некоторые, платным медиумом, ибо он племянник графа Хоума), выпрыгнув при свидетелях из окна дома, вместо того чтобы упасть, поднялся по воздуху и влетел в другое окно того же дома на высоте 70 футов над землёй.³ Я не мог в это поверить. И всё же, когда я узнал, что факт этот подтверждён тремя свидетелями, присутствовавшими при сём: лордом Данрэйвеном, лордом Линдсеем и капитаном Уинном - все трое люди чести, пользующиеся большим уважением, - и что впоследствии они пожелали удостоверить свои показания под присягой, то мне оставалось только признать, что очевидность факта была здесь гораздо лучше удостоверена, нежели в отношении многих удалённых от нас во времени событий, которые весь мир согласился рассматривать как истинные и действительно имевшие место.⁴
    Все эти годы я продолжал участвовать в сеансах со столами, порой совершенно безрезультатными, а иногда дававших результаты тривиальные. Но всё же время от времени мы получали и результаты совершенно удивительные. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов, и я приведу фрагменты одного из них, которые позволили сделать вполне определённые выводы, но вместе с тем это настолько не соответствовало моим тогдашним представлениям о загробной жизни, что в те дни скорее лишь позабавило меня, чем убедило. Но теперь, когда я вижу, что те результаты очень во многом согласуются с откровениями, приведёнными в "Рэймонде",⁵ и с другими более поздними рассказами, я смотрю на них иными глазами. Я вполне сознаю, что все сообщения о потусторонней жизни разнятся между собой в подробностях; я полагаю, однако, что и большинство рассказов о нашей жизни на земле в подробностях согласуются друг с другом ничуть не больше, но всё же в главном между ними есть большое сходство, которое в данном случае изрядно далеко от тех представлений, какие были об этом у меня или тех двух дам, что участвовали со мною в сеансе. В общение с нами, один вслед за другим, вступили два духа. Первый по буквам назвал своё имя: "Дороти Потлетуэйт" - имя, никому из нас не известное. Она сказала, что умерла пять лет назад в Мельбурне в возрасте шестнадцати лет, что теперь она счастлива, что у неё есть дело, которым она занимается, и что она училась в школе вместе с одною из присутствующих дам. По моей просьбе эта дама отняла от стола руки и назвала ряд фамилий; при произнесении имени и фамилии директрисы школы стол слегка приподнялся. Это выглядело как подтверждение предыдущего заявления. Далее дух этой девушки сказал нам, что мир, в котором она теперь живёт, располагается вокруг Земли. Ей знакомы также и другие планеты. Так, на Марсе живёт раса гораздо более продвинутая, чем мы, и что каналы на этой планете искусственного происхождения. В их мире нет физической боли, но могут быть душевные муки^5.5. Ими правят. Они питаются пищей. При жизни на земле она была католичкой и осталась ею и сейчас, но у неё нет никаких преимуществ перед протестантами. Среди её окружения есть также буддисты и магометане, но все живут в одинаковых условиях. Она ни разу не видела Христа и знает о нём не больше, чем на земле, но верит в его влияние.⁶ Духи молятся. Они умирают в своём мире прежде, чем вступить в другой. У них есть удовольствия - музыка среди них. Это царство света и веселья. Она добавила, что у них нет ни богатых, ни бедных и что общие условия жизни несравненно счастливее, чем на земле.
    Девушка пожелала нам доброй ночи, и стол тут же оказался во власти гораздо более энергичного влияния, так как движения его стали значительно резче. На мои вопросы последовал ответ, что со мной общается дух человека, которого я здесь назову "Доддом". Он прославился как замечательный игрок в крикет, и мы с ним довольно серьёзно беседовали в Каире незадолго до его отъезда на Нил в составе Донголезской экспедиции, где его и настигла смерть. Обращаю внимание читателя, что этот период моих исследований приходится на 1896 год. Ни одна из дам о Додде ничего не знала. Я начал задавать ему вопросы точно так же, как если бы он сидел передо мной, и он отвечал мне быстро и уверенно. Ответы часто были совершенно противоположны тому, что я ожидал услышать, так что невозможно подумать, будто я как-то влиял на них. Он сказал мне, что счастлив и не желает возвращаться на землю. Живя среди нас, он был "вольнодумцем" (т.е. не верил в Бога), но не страдает из-за того в этой следующей своей жизни. Молитва, однако, великолепная вещь, так как она поддерживает нас в соприкосновении с миром духов. Если бы он молился прежде, то достиг бы в духовном мире более высокого положения.
    Это, я должен заметить, представляется противоречащим его утверждению о том, что он не пострадал там от земного "вольнодумства", хотя, конечно, молитвой пренебрегают и многие из тех, кто не являются вольнодумцами.
    Его смерть была безболезненна. Он рассказал о смерти Полуэлла, молодого офицера, погибшего раньше него. Когда он (Додд) умер, то увидел людей, пришедших встретить его, но Полуэлла среди них не оказалось.
    Додд был занят в том новом мире, но ему стало известно о падении Донголы. Он, однако, не присутствовал в духе на званом обеде, состоявшемся вскоре после этого в Каире. Ему теперь известно больше, чем при жизни. Он напомнил мне о нашем разговоре в Каире. Продолжительность жизни в следующем мире короче, чем на земле. Он не видел ни генерала Гордона, ни духов других знаменитых людей. Духи в их мире живут семьями и общинами. Мужья и жёны необязательно встречаются, но те, кто действительно любили друг друга, непременно встречаются вновь.
    Я дал этот краткий обзор сообщений, с тем чтобы показать, какого характера материал мы получали, хотя надо признать, что образцы, приведённые мною, весьма выигрышны как с точки зрения пространности, так и смысловой цельности. Из этого обзора следует, что несправедливо уподобляться критикам, которые утверждают, будто на таких сеансах ничего, кроме глупостей, не получается. В данных случаях речь не идёт о глупостях, если только "глупостью" мы не называем всё то, что не согласуется с нашими предвзятыми и поверхностными идеями. С другой стороны, какое доказательство было тому, что сообщения эти соответствовали действительности? Я подобных доказательств увидеть не смог, так что мне оставалось только удивляться. Сейчас, когда опыт мой значительно расширился, когда я знаю, что аналогичного рода информация была получена слишком многими людьми независимо друг от друга и во многих странах, я думаю, что такое согласование свидетельств по всем законам здравого смысла составляет своеобразный довод в пользу того, что все эти сообщения истинны. Но в то время я не мог вписать подобную концепцию о будущей жизни в свою философскую схему, я только отметил её и прошёл мимо.
    Я продолжал читать множество книг о данном предмете и всё более и более ценил то, какая тьма тьмущая существует о нём свидетельств и с какой тщательностью проведены подобные наблюдения. Всё это производило на меня гораздо большее впечатление, нежели те ограниченные феномены, что находились в пределах моего собственного практического достижения. Тогда или несколько позднее я прочитал книгу г-на Жаколио об оккультных явлениях в Индии. Жаколио был председателем трибунала во французской колонии Чандернагор; у него довольно юридический склад ума, и при этом он был скорее предубеждён против Спиритизма. Жаколио принял участие в ряде опытов с йогами, которые оказали ему доверие, потому что он был человеком, располагавшим к себе, а также говорил на их языке. В своей работе он подробно расписывает всевозможные меры предосторожности, которые ему пришлось принять, дабы оградить себя от всякой попытки обмана. Чтобы сократить его изрядно длинный рассказ, скажу лишь, что ему довелось наблюдать там все явления, которые мы получаем с медиумами высокого класса; например, всё то, что проделывал Хоум. Жаколио был приобщён к эфирному зависанию тел, управлению огнём, к передвижению предметов на расстоянии, к ускоренному проращиванию растений, к левитации столов. Сами йоги объясняли свои способности тем, что они обладают ими от питри (духов); единственное различие между их способами и нашими состояло, повидимому, в том, что они больше пользовались прямым вызыванием. При этом они утверждали, что способности эти были переданы им ещё в незапамятные времена и восходят к халдеям.⁷ Всё это произвело на меня сильное впечатление, ведь оказывалось, что у йогов и у нас, хотя мы ничего и не знали друг о друге, были совершенно одинаковые результаты. И здесь речь не шла об "американских подлогах и подделках" или о "современной вульгарности", в чём столь часто Спиритизм обвиняют в Европе.
    В ту пору я испытывал также влияние отчёта Диалектического общества, хотя он и появился на свет в далёком 1869 году. Это весьма убедительный документ. Встретив лишь хор насмешек со стороны невежественных и материалистических газет тех дней, он тем не менее являлся свидетельством, обладавшим исключительной ценностью. Членами Общества были люди с хорошей репутацией и открытым умом, пожелавшие исследовать физическую сторону феноменов Спиритизма. Они приводят полный отчёт о своих опытах и о разработанной ими системе предосторожностей против подлога. По прочтении составленного ими отчёта трудно увидеть, к какому иному выводу могли ещё притти его авторы помимо того, что провозглашается ими, а именно: описанные явления, без всякого сомнения, действительно существуют и указывают на законы и силы, ещё не изученные наукой. Наиболее примечательно в данном случае то, что если бы учёная комиссия вынесла вердикт против Спиритизма, то тот определённо был бы воспринят как смертельный удар спиритуалистскому движению, но поскольку их вывод явился подтверждением феноменов, то и не встретил ничего, кроме насмешек. Такая же участь постигла и множество иных исследований, начиная с тех, что состоялись в 1848 г. в Гайдсвилле, и вплоть до произошедших после того, как профессор Хэйр из Филадельфии устремился, подобно Св.Павлу, чтобы воспротивиться истине, но был вынужден почтительно склониться перед нею.
    Где-то к 1891 году я стал членом Общества психических исследований и получил возможность читать все его отчёты. Мир многим обязан методичной, неутомимой работе этого Общества и трезвости суждения, которою пронизаны все его труды. Но всё же я позволю себе заметить, что эта же трезвость иногда выводит из терпения - чувствуешь, что в своём желании избежать сенсационности составители отчётов сами отбивают у людей всякую охоту узнать о великолепной работе, ими проделанной, и извлечь пользу из её результатов. Полунаучная терминология, используемая ими, также отпугивает обычного читателя, и, когда я читаю их статьи, мне порой вспоминаются слова американского траппера из Роки-Маунтинз. Рассказывая мне об одном человеке из университета, у которого охотник был проводником, он охарактеризовал его следующим образом: "Он такой умный, что никогда не поймёшь, о чём он там говорит." Но, несмотря на эти мелкие странности, те из нас, кто жаждали света во тьме, смогли обрести его именно благодаря методичной, неустанной работе Общества. И её влияние также является одной из тех сил, что и сейчас помогают мне оформить собственные мысли. Но есть ещё и другая сила, оказавшая на меня глубокое воздействие.
    Хотя я и читал обо всех опытах, проделанных великими исследователями, но мне ни разу не встретилось с их стороны ни малейшей попытки создать такую систему взглядов, которая бы вместила в себя их все. И вот я познакомился с монументальной книгой Мейерса "Человеческая личность",⁸ книгой, которая является как бы корнем, из коего в своё время вырастет всё древо знания. Автор не мог в этой книге создать системы, которая бы включила в себя все феномены, называемые "спиритическими"; но, обсуждая действие ума на ум, которое он сам назвал "телепатией", Мейерс высказал своё мнение с такой ясностью и тщательно проработал его с таким множеством примеров, что все, за исключением только тех, кто сами не пожелали видеть и признавать очевидность, рассматривают теперь его труд как научный факт.⁹ И это было огромным шагом вперёд. Если ум может действовать на ум на расстоянии, то это означает, что в человеке есть силы совершенно отличные от материи, как мы её всегда понимали. Почва у материализма, таким образом, уходила из-под ног, и мои старые принципы оказывались разрушенными. Я утверждал прежде, что пламени не может быть, если свеча догорела. Но здесь пламя оказывалось никак не связанным со свечой и действовало совершенно самостоятельно. Аналогия, стало быть, оказалась ложной. Если мысль, дух, разум человека могут действовать в отдалении от тела, то, значит, они, до известной степени, есть нечто отдельное, отличное от тела. Почему же в таком случае дух не может существовать сам собой даже тогда, когда тело уже погибло? С теми, кто недавно умер, проявления эти выражаются не только в виде действия мысли на расстоянии, но и приобретают внешность умерших, доказывая тем, что данные проявления осуществляются чем-то в точности таким же, как тело, но всё же действующим вне его и его переживающим. Такие явления, как простейшие случаи чтения мыслей, с одной стороны, и деятельное проявление духа независимое от тела, с другой, представляют собой звенья одной сплошной цепи доказательств, связанных между собой и друг в друга переходящих. Это обстоятельство представилось мне первым из признаков, слагающих научную систему, а система вносит строй и порядок в то, что до этого выглядело всего лишь нагромождением невероятных и более или менее разрозненных фактов.
    Примерно в то же время мне представилась возможность принять участие в интересном эксперименте, ибо я был одним из трёх членов Психического общества, которых оно направило на место событий в "непокойный" дом. Это оказался один из тех случаев полтергейста, когда разного рода звуки и глупые проделки продолжаются в течение многих лет, что очень похоже на классический случай семьи Джона Уэсли в Эпуорте в 1726 году, или на то, что произошло с семьёй Фокс в Гайдсвилле возле Рочестера в 1848 году и дало начало современному Спиритизму. Из нашей поездки не вышло ничего сенсационного, и всё же она не оказалась совершенно бесплодной. В первую ночь ничего не произошло. Во вторую мы услышали сильный шум: звуки напоминали сильные удары палкой по столу. Мы, разумеется, приняли все меры предосторожности, но нам не удалось найти объяснения этому шуму, однако, мы не могли бы поручиться, что с нами не сыграли какой-то замысловатой дурной шутки. На этом дело пока и кончилось. Тем не менее, несколькими годами позже я встретил одного из жильцов этого дома, и он сказал мне, что уже после нашего посещения в саду при доме были отрыты останки ребёнка, закопанные, повидимому, довольно давно. Согласитесь, что это весьма примечательно. "Непокойные" дома - это редкость, и дома, в садах которых зарыты человеческие останки, надеюсь, тоже. То, что оба этих исключительных обстоятельства объединены относительно одного и того же дома, определённо является доводом в пользу подлинности феномена. Интересно напомнить, что и в случае с семьёй Фокс также есть упоминание о человеческих останках и признаки того, что в подвале дома когда-то произошло убийство, хотя преступление как таковое никогда установлено и не было. У меня нет особых сомнений в том, что если бы Уэсли смогли вступить в словесный контакт со своим преследователем, то они бы узнали, что могло послужить причиной подобной назойливости. Похоже на то, что если жизнь прерывается внезапно и резко, то у человека ещё сохраняется некий неизрасходованный запас жизненности, которая может находить себе выход, проявляясь таким необычным и злонамеренным образом. Позднее я ещё раз столкнулся с подобным явлением, рассказ о чём помещён в конце этой книги.¹⁰
    С тех пор, вплоть до начала войны, в редкие часы досуга посреди своей весьма занятой жизни, я продолжал уделять внимание избранной теме. Я присутствовал на целой серии сеансов, давших удивительные результаты, включая множество материализаций, видимых в полумраке. Однако, поскольку медиум некоторое время спустя был уличён в трюкачестве, я был вынужден отказаться от этих результатов как доказательства. В то же время крайне важно уберечься от предубеждённости, и я думаю, что медиумы, вроде Эвзапии Палладино, могут поддаться искусу трюкачества, если им изменяет их природный медиумический дар, тогда как в другое время достоверность их дара не может быть подвергнута никакому сомнению. Медиумичество в низших своих формах является даром чисто физическим и никак не связано с нравственностью наделённого им лица; помимо того, эта способность обладает свойством то появляться, то исчезать и не зависит от воли её носителя. Эвзапия была по меньшей мере дважды уличена в грубом и глупом обмане, и в то же время она многажды выдерживала всевозможные тестирования и проверки в условиях самого жёсткого контроля со стороны учёных комиссий, в состав которых входили лучшие имена Франции, Италии и Англии. Тем не менее, что касается меня, я предпочитаю напрочь исключить из своего учёта эксперименты, проведённые с хотя бы единожды скомпрометировавшим себя медиумом, и считаю, что все физические феномены, произведённые в темноте, необходимым образом много тем потеряли в собственной значимости, если они не сопровождались при этом какими-то побочными явлениями.
    Наши критики обычно утверждают, что если исключить из всего объёма полученных нами свидетельств те результаты, которые доставлены скомпрометированными медиумами, то никаких свидетельств уже, собственно, и не останется. Это, однако, совершенно не так. До только что упомянутого инцидента я никогда ранее не прибегал к услугам профессионального медиума, и всё же у меня накопились определённые свидетельства. Самый величайший из всех медиумов - Д.Д.Хоум - демонстрировал свои способности средь бела дня и всегда был готов подвергнуться любому контролю, но обвинение в трюкачестве на него ни разу не возводилось. Так же было и со многими другими. Было бы только полезным добавить, что титул публичного медиума является притягательной вывеской, настоящей приманкой для разного рода охотников за известностью, для любителей разоблачений и жадных до сенсаций журналистов; и когда такой искатель сомнительной популярности производит в темноте некие подозрительные операции и должен к тому же оправдываться перед жюри и судьями (каковые, как правило, также ничего не смыслят в условиях, влияющих на проявление феноменов), то было бы чудом, если бы такой самозванец выбрался из всего этого без соответствующего скандала. В то же время сама по себе система оплаты медиума по результатам, которой практически только и придерживаются устроители сеансов и предполагающая, что если медиум не произвёл явлений, то он и не получит жалованья, есть система глубоко порочная. Лишь в том случае, если профессиональный медиум будет гарантирован в своих доходах, мы сможем устранить сильное для него искушение возместить собственным искусством то, в чём на данный миг ему может быть отказано его природой.
    Итак, я обрисовал эволюцию своей собственной мысли вплоть до начала мировой войны. Надеюсь, с моей стороны не будет самонадеянностью утверждать, что развитие это не было слишком уж скороспешным и не носит на себе следов легковерия - два воистину глобальных обвинения, которые выдвигают против нас оппоненты. Оно, напротив того, оказалось слишком неспешным, ибо я был преступно медлителен, помещая на весы справедливости любую мелочь, которая могла бы оказать на меня влияние. Не разразись эта война, я, скорее всего, так и провёл бы жизнь лишь на подступах к истинным психическим исследованиям, высказывая время от времени своё симпатизирующее, но более или менее дилетантское отношение ко всему предмету - как если бы речь здесь шла о чём-то безличном и далёком, вроде существования Атлантиды. Но пришла Война и принесла в души наши серьёзность, заставила нас пристальнее присмотреться к себе самим, к нашим верованиям, произвести переоценку их значимости. Когда мир бился в агонии, когда всякий день мы слышали о том, что смерть уносит цвет нашей нации, заставая молодёжь нашу на заре многообещающей юности, когда мы видели кругом себя жён и матерей, живущих с пониманием того, что их любимых супругов и чад более нет в живых, мне вдруг сразу стало ясно, что эта тема, с которою я так долго заигрывал, была не только изучением некоей силы, находящейся по ту сторону правил науки, но что она - нечто действительно невероятное, какой-то разлом в стене, разделяющей два наших мира, непосредственное, неопровержимое послание к нам из мира загробного, призыв надежды и водительство человеческой расе в годину самого глубокого её потрясения. Внешняя, материальная сторона этого предмета сразу потеряла для меня интерес, ибо, когда я понял, что он несёт истину, то исследовать снаружи здесь стало нечего. Его религиозная сторона явно имела бесконечно большее значение. Так, сам по себе телефонный звонок есть сущая безделица, но он ведь признак того, что с вами желают говорить, и тогда может оказаться, что с помощью телефонного аппарата вы узнаете нечто для себя жизненно важное. Похоже, все феномены - и большие, и малые - являются своего рода телефонными звонками, которые, невзирая на свою сугубо материальную природу, кричат роду человеческому: "Прислушайтесь! Пробудитесь! Будьте готовы! Вот подаются вам знаки. Они приведут вас к посланию, которое желает передать вам Господь." И важно само послание, а не эти знаки. По всей видимости, некое Новое Откровение готовилось быть переданным человечеству, хотя и можно сказать, что оно пока находится только на стадии Иоанна Крестителя по отношению к учению Христа, и никто не в состоянии ещё сказать, сколь велика окажется полнота и ясность этого Нового Откровения. Моё мнение таково, что психические явления, существование которых было вполне и всецело доказано с точки зрения всех, кто дал себе немного труда ознакомиться с действительными фактами, - сами по себе не имеют никакого значения и что действительная их ценность заключается лишь в том, что они поддерживают собой и придают объективную реальность огромному множеству знаний, которые призваны глубоко изменить наши старые религиозные взгляды и которые должны, при верном понимании и усвоении, превратить религию в явление в высшей степени действенное, предметом коего станет не вера, но действительный опыт и истина. Именно к этой стороне вопроса я и хотел бы сейчас обратиться, но я должен ещё сделать некоторые дополнения к своим предыдущим заметкам, касающимся моего личного опыта. Дело в том, что с самого начала Войны, благодаря исключительно благоприятным обстоятельствам, мне удалось найти подтверждение сформировавшемуся у меня мнению об истинности и достоверности общих фактов, лежащих в основании самих моих идей.
    Эти благоприятные обстоятельства заключались в том, что у одной дамы, тесно с нами связанной, некой мисс Л.С., развилась способность автоматического писания. Из всех форм медиумичества данная представляется мне нуждающейся в самом жёстком контроле более, чем какая-либо другая, ибо автоматическое письмо очень сильно подвержено не столько обману, сколько самообману, каковой есть вещь более тонкая и опасная. Вопрос в том, пишет ли леди сама, или же, как она утверждает, это делает за неё некая внешняя сила, подчиняющая её себе, наподобие того, как это происходило с израильскими хронистами, писавшими "Библию" и также утверждавшими, что они находятся под водительством. В случае с Л.С. нельзя отрицать, что некоторые сообщения оказывались неверными; они были особенно ненадёжны во всём, что касалось времени. Но, с другой стороны, множество их было признано правильными и выходило далеко за пределы таких объяснений, как отгадка или совпадение. Так, например, когда затонула "Лузитания" и утренние газеты писали, что, по поступившим сведениям, катастрофа не повлекла за собой человеческих жертв, медиум тут же написала: "Это ужасно, ужасно, и сильно повлияет на исход всей войны." И действительно, данная трагедия оказалась определяющей причиной американского вступления в мировой конфликт - сообщение, стало быть, было верным в обоих отношениях. В другой раз, она предсказала прибытие важной телеграммы, указав даже дату её получения, а также имя отправителя, человека, от которого всего менее можно было её ожидать. Во всех случаях никто не смог усомниться в подлинности её инспирации, хотя ошибки и бывали весьма существенны. Это походило на то, как если бы пытаться услышать верную информацию по испорченному телефону.
    В моей памяти запечатлелся ещё и другой инцидент, относящийся к первым дням войны. В одном провинциальном городке умерла знакомая мне дама. Она была хронической больной, и у её изголовья нашли морфий. Состоялось расследование, в результате которого не было принято никакого решения. Восемью днями позже я участвовал в сеансе, проводимом г-ном Ваут-Питерсом. После серии неопределённых и бессвязных фраз он вдруг сказал: "Здесь есть одна дама, её поддерживает пожилая женщина. Эта дама всё время говорит о морфии. Она уже трижды сказала об этом. Ум у неё затемнён, и она делает это ненарочно. Морфий!" Приблизительно таковы были его слова. О телепатии не могло быть и речи, ибо в ту минуту у меня в голове были совершенно иные мысли, и я никак не ожидал такого послания.
    Помимо личного опыта исследователей, дополнительный вес спиритическому движению придала превосходная литература, возникшая вокруг него за последние несколько лет. Если бы не существовало других книг о Спиритизме, кроме тех пяти, которые появились в течение полутора последних лет - я имею в виду "Рэймонда" профессора Оливера Лоджа, "Психические исследования" Артура Хилла, "Реальность психических феноменов" профессора Кроуфорда, "На пороге Незримого Мира" профессора Баррэта и "Ухо Дионисия" Джеральда Бальфура - то и этих пяти книг, на мой взгляд, хватило бы разумному человеку, чтобы убедиться в реальности этих фактов.¹¹
    Прежде чем вдаваться в вопрос об этом новом религиозном Откровении и объяснять, как оно нас достигает и в чём заключается, я бы хотел сказать несколько слов по иному поводу. Наши противники, полагая, что они нас тем сильно затруднят, всегда укрываются за двумя родами возражений. Первое, что факты, на которые мы опираемся, недостоверны или ложны; на это я уже дал ответ. Второе, то, что мы затрагиваем предмет запретный, который нам следует немедленно оставить. Поскольку я стоял на точке зрения сравнительно материалистической, то такое возражение никогда меня не волновало; но тем, кого оно смущает, я бы посоветовал принять во внимание следующие соображения. Основное из них следующее: Бог не давал нам способностей, которые бы мы при любых обстоятельствах должны были оставить неиспользованными. Сам по себе факт нашего обладания данными способностями доказывает то, что наш неотъемлемый долг - изучать и развивать их. Правда, здесь, как, впрочем, и повсюду, мы можем совершить злоупотребления, если потеряем чувство меры. Однако, я повторяю, что обладание этими способностями как таковое является веской причиной того, что пользование ими законно и обязательно.
    Следует также напомнить, что этот вопль о "запретном знании", подкреплённый более или менее удачно подобранными цитатами, всегда раздавался только за тем, чтобы остановить всякий прогресс человеческого знания. Он прозвучал когда-то в адрес новейшей астрономии, и Галилей должен был отречься от своих взглядов. Он звучал в адрес Гальвани и электричества. Тот же аргумент был употреблён и против Дарвина, которого бы несомненно сожгли, живи он несколькими столетиями раньше. То же заклинание звучало, и когда Симпсон применил хлороформ при родах, ведь в "Библии" сказано: "В болезни будешь рождать детей." Воистину к доводу, который выдвигается столь часто и столь же часто оказывается несостоятельным, нельзя относиться очень уж серьёзно.
    Тем же, для кого теологический аспект является камнем преткновения, я советую прочитать две коротких книги, каждая из которых написана служителями Церкви. Одна из них - "Идёт ли Спиритизм от Дьявола" преподобного Филдинг-Оулда, стоимостью в два пенса. Другая - "Наше "Я" после смерти" - принадлежит перу преподобного Артура Чамберса.¹² Могу также порекомендовать сочинения преподобного Чарльза Туидэйла, посвящённые этой теме. Позволю себе, помимо того, добавить, что, когда я впервые публично высказал свои взгляды по данному поводу, то одним из первых сочувственных откликов стало полученное мною письмо от покойного архидиакона Уилберфорсского.
    Есть некоторые теологи, которые не только противятся Спиритизму как культу, но и идут дальше, утверждая, что феномены и послания исходят от демонов, принимающих личину умерших, которых мы знаем, либо утверждающих, будто они являются небесными учителями. Трудно предположить, что те, кто высказывают подобные утверждения, хотя бы раз лично наблюдали, сколь ободряющее, утешительное действие сообщения эти оказывают на тех, кому они адресованы. Рёскин заявил, что его убеждённость в грядущей жизни пришла к нему от Спиритизма, хотя он и добавляет (а это совершенно нелогично и неблагодарно с его стороны), что, раз убедившись в её реальности, он не пожелал больше иметь к этому никакого отношения. Однако есть многие - quorum pars parva sum¹³ - кто без всяких оглядок могут заявить, что они повернулись от материализма к вере в будущую жизнь, со всем, что она с собой налагает, только благодаря глубокому изучению Спиритизма. И если именно в этом заключается результат дьявольских трудов и стараний, то можно только сказать, что дьявол этот - работник весьма неловкий, ибо результаты, достигнутые им, слишком удалены от того, к чему он по природе своей должен был бы стремиться.

¹ "Лайт" - знаменитый английский журнал, специализировавшийся на публикации материалов, посвящённых "психическим" и спиритическим исследованиям. Выходил в течение нескольких десятков лет. Среди прочих авторитетов этой области на его страницах часто публиковался и А.Конан-Дойль. "Лайт" (англ. light) значит "свет". (Й.Р.)
² См. "Записки о Спиритизме", статья "Неожиданное подтверждение". (Й.Р.)
³ Приблизительно 21 м. (Й.Р.)
⁴ Намёк на библейские мифы. (Й.Р.)
⁵ "Рэймонд" - название книги Оливера Лоджа, выдающегося английского физика и проповедника Спиритизма. Рэймонд - имя сына учёного, который был военным инженером и погиб во время Первой Мировой войны. В книге содержится большой объём фактического и теоретического материала, касающегося проблем Спиритизма. Особенность книги заключается в том, что основу её составляют спиритические послания Рэймонда Лоджа своим родителям. (Й.Р.)
^5.5 Согласно духам Кардека, марсиане являются наименее продвинутой из всех цивилизаций Солнечной системы. Другие медиумические источники сообщают о бурных катаклизмах на этой планете, в результате которых жизнь марсиан оказывалась под угрозой. Неизвестно, насколько следует доверять этим источникам, однако снимки сфинкса и 3 пирамид, недавно сделанные на Марсе, подтверждают то, что на красной планете живут или жили в недавнем прошлом человекоподобные существа. Любые попытки объяснения этих снимков игрой ветра, солнечными бликами и т.п. мало того, что совершенно неубедительны, так ещё и создают весьма опасный прецедент: бликами и игрой теней можно объяснить всё что угодно на свете. Заметим далее, что слова Конан-Дойля об отсутствии физических мук судя по всему следует относить не к марсианам, т.е. к воплощённым на Марсе, а к духам развоплощённым. (webmaster)
⁶ По нормам русского правописания, говоря о Христе в 3-м лице, пишут Он, Его, и т.д. Мы же в книгах спиритов пишем эти местоимения со строчной буквы, прописная употребляется только тогда, когда речь идёт о Боге. К этому нас обязывает спиритическая идеология: спириты не считают Христа Богом или даже "Сыном Божьим" в буквальном смысле. С точки зрения Спиритизма, каждый человек - точно такой же сын Божий и имеет право заявить о себе: "Я есмь сын Божий." Для спиритов Иисус Христос - не божество, но дух, стоящий на самой вершине Духовной Иерархии и представляющий для нас, Землян, самого Бога. (Й.Р.)
⁷ Louis Jacolliot, "Le Spiritisme dans le Monde", Paris, A.Lacroix, 1875. (Й.Р.)
⁸ F.W.H.Meyers, "Human Personality and its Survival of Bodily Death". "Человеческая Личность и её Сохранение после Смерти Тела". Помимо английского оригинала существует переработанный французский перевод, который во многих отношениях предпочительней своего прототипа: Frederic Meyers, "La Personnalite humaine; sa survivance; ses manifestations supranormales". (Й.Р.)
⁹ Это фундаментальное исследование издано Фредериком Мейерсом, профессором из Кембриджа, в 1903 году. В том же году профессор Ф.Флурнуа из Женевского Университета, известный скептик в такого рода вопросах, о важности этого сочинения высказался в следующих выражениях: "Доказательства и рассуждения, выдвинутые Мейерсом в пользу сверхъестественных психических феноменов, представляют собой, по численности своей и весомости, слишком серьёзное и объёмное досье для того, чтобы теперь можно было его игнорировать, если только нарочно не закрывать на него глаза, и было бы явным сумасбродством пытаться ныне отрицать его всё целиком под тем фальшивым предлогом, будто подобный предмет не заслуживает внимания науки." (Й.Р.)
¹⁰ См. приложение III, "Черитонское бомбоубежище". (Й.Р.)
¹¹ Sir Oliver Lodge, "Raymond"; Arthur Hill, "Psychical Investigations"; Pr.Crawford, "Reality of Psychical Phenomena"; Pr.W.Barrett, "Threshold of the Unseen"; Gerald Balfour, "Ear of Dionysius". (Й.Р.)
¹² Rev.Fielding Ould, "Is Spiritualism of the Devil?". Rev.Arthur Chambers, "Our Self After Death". (Й.Р.)
¹³ к числу коих принадлежу и я (лат.)