Глава Вторая
ОТКРОВЕНИЕ
С известной долей облегчения я
могу теперь обратиться к менее
личной стороне этого великого
предмета. Выше я сделал намёк на то,
что уже существует некое новое
Учение. Откуда оно к нам пришло?
Главным образом через послания из
мира иного, написанные методом
автоматического письма, когда рука
человека (он называется
"медиумом") находится под
водительством либо духа, который
предположительно является душою
умершего человека (как в случае с
мисс Джулией Эймс), либо, как то
утверждается, высокого духовного
учителя (что имеет место у г-на
Стейнтона Моузеса). Эти письменные
послания дополняются большим
числом словесных высказываний
духов, произнесённых устами
медиума в состоянии транса. Иногда
они приходят и посредством голосов,
звучащих напрямую, как это имеет
место во множестве случаев,
подробно изложенных адмиралом
Азборн-Муром в его книге
"Голоса".1
Время от времени оно приходит через
сеансы "пляшущих столов",
производимые в семейных кружках,
как, например, в тех двух случаях, о
которых я говорил выше, когда
рассказывал о своих собственных
экспериментах и исканиях. Порой,
как в случае, описанном г-жой де
Морган, чтобы заявить о себе,
духовные силы пользуются и рукой
ребёнка.
После этого мы, разумеется,
сразу же встречаемся со следующим
возражением: как можем мы знать, что
эти послания действительно идут к
нам из мира загробного? Как можем мы
знать, что пишет не сам медиум, что
писанное им начертано без участия
его сознания и, если даже это и так,
что он (или она) не пишет этого под
водительством собственного
Высшего "Я"? Такая критика, на
мой взгляд, совершенно справедлива,
мы и сами должны неукоснительно
пользоваться ею в каждом
рассматриваемом случае, не то весь
мир наводнится второсортными
пророками, каждый из которых будет
провозглашать свои собственные
взгляды как откровение свыше, не
имея каких иных доказательств
своей правоты, кроме собственного
утверждения, и мы тогда окажемся
отброшенными назад, к тёмным векам
слепой веры. Ответ на этот вопрос
состоит в том, что мы требуем
знаков, которые бы мы могли
проверить прежде, чем принять уже
те утверждения, истинность которых
мы проверить никак не можем. В
старые времена люди также
требовали от пророка, чтобы он
подал им подобный знак (именно этот
знак называли "чудом"), и
требование это было вполне
разумным, и остаётся таковым и
поныне. Точно так же, если ко мне
приходит человек и приносит
описание жизни в мире
потустороннем, не представляя
никаких доказательств его
истинности, кроме собственных
заверений, то я предпочту увидеть
это описание скорее в мусорной
корзине, а не у себя на письменном
столе. Жизнь слишком коротка, чтобы
расходовать её на изучение
достоинств подобных сочинений.
Но если, как то имеет место у
Стейнтона Моузеса в его "Учении
Духов", сведения, пришедшие, как
это утверждается, из мира иного,
сопровождаются ещё и разного рода
паранормальными способностями - а
Стейнтон Моузес во всех отношениях
был одним из величайших медиумов,
когда-либо существовавших в Англии
- тогда предложенный материал
действительно представляется мне
заслуживающим серьёзного внимания.
Опять же, если мисс Джулия Эймс
может рассказать г-ну Стеду о таких
событиях в пору её жизни на земле,
которые ему совершенно не могли
быть известны, и если всё это при
проверке подтверждается как
действительно некогда имевшее
место, тогда у нас есть все
основания думать, что и те вещи,
которые мы проверить не можем,
истинны как и первые. Или
снова-таки, если Рэймонд может
описать нам фотографию, ни один из
отпечатков которой не попадал в
Англию и которая, как выяснилось
позднее, оказалась точно
соответствующей его описанию, или
если устами совершенно
постороннего человека он может
поведать нам все подробности своей
прошлой домашней жизни, которые
будут критически проверены его
родными перед тем, как они признают
их правильными, то будет ли
нелогичным предположить, что и в
своём описании новых собственных
впечатлений и условий жизни, в
которых он теперь находится, он
также будет вполне добросовестен и
точен? Или когда г-н Артур Хилл
получает послания от людей, о
которых он никогда прежде не
слышал, и затем при проверке
выясняет, что они верны в малейших
подробностях, не правда ли,
справедливо сделать вывод, что они
говорят нам правду и тогда, когда
рассказывают о теперешнем своём
положении?2
Подобных случаев множество, и я
упомянул здесь только некоторые из
них, но моя точка зрения на эти вещи
состоит в том, что все феномены (от
явлений низшего порядка вроде
"движущихся столов" и вплоть
до самых высоких, каковым будет
вдохновенная речь пророка)
являются звеньями одной цепи, одной
системы, каждое звено в которой
связано с последующим; и что если
нижний конец этой цепи был вложен в
руку человечеству, то только за тем,
чтобы упорным трудом и
рассуждением мы смогли найти свой
путь, в конце которого нас ожидает
Откровение.
Не презирайте скромных начал,
которыми явились "пляшущие
столы" или "летающие бубны",
каким бы злоупотреблениям и
имитациям эти явления ни
подвергались, но помните, что
падение яблока позволило открыть
закон всемирного тяготения, котёл с
кипящей в нём водой дал
человечеству паровую машину, а
подёргивание лягушачьей лапки
направило исследовательскую мысль
по новому пути, приведшему нас к
открытию электричества. Точно так
же и явления невысокого порядка,
имевшие место в Гайдсвилле,
принесли свои плоды, ибо, привлекши
к себе на двадцать лет внимание
лучших умов той страны, они
оказались началом такой работы,
которая, по моему мнению,
предназначена оказать на прогресс
человечества куда большее влияние,
чем всё сделанное доныне.
Люди, ко мнению которых я питаю
глубокое уважение, и в частности
сэр Вильям Баррэт, утверждали, что
психические исследования
совершенно отличны от религии. Это
не подлежит сомнению в том смысле,
что можно быть хорошим
наблюдателем психических явлений и
оставаться при этом недостойным
человеком. Но сами результаты
психических исследований, выводы,
которые мы из них извлекаем, и
уроки, которые они могут нам дать,
учат тому, что жизнь души
продолжается и после смерти. Эти
результаты объясняют нам, каковы
характер и природа этой новой жизни
и какое влияние оказывает на неё
наше поведение здесь. Если в этом
заключается различие с религией, то
я должен признаться, что не очень-то
разумею, в чём, собственно, оно
состоит. Для меня это и есть религия
- самая её суть. Но это вовсе не
значит, что из данной сути со
временем необходимо
выкристаллизуется какая-то новая
религия. Лично я не хотел бы такого
исхода. Не правда ли, мы уже и так
достаточно разъединены в своих
религиозных воззрениях? Я бы
предпочёл увидеть в этом
основополагающем принципе
Спиритизма великую объединяющую
силу, ибо в любой религии,
христианской или другой, только он
один и основан на доказанных
фактах. Пусть он составит прочный
фундамент, на котором каждая
религия будет строить (если
возникнет нужда в таком
строительстве) свою собственную
систему, ориентированную на
различные типы человеческого
мышления. Ведь всегда южные расы
будут желать, по сравнению с расами
северными, меньшего аскетизма, а
западные расы всегда будут более
критичны, чем восточные. Невозможно
привести всех к одному знаменателю.
Но если будут приняты общие
предпосылки, истинность которых
гарантируется этим Учением из
потустороннего мира, то
человечество тогда сделает
огромный шаг к религиозному миру и
единству.
Тогда встаёт вопрос: "Каким
же образом спиритическое Учение
заменит собою устоявшиеся старые
религии и различные философские
системы, которые оказывали столь
сильное влияние на поведение
людей?". На это ответим прежде
всего тем, что Новое Откровение
будет фатальным лишь для одной из
этих религий, или, если угодно,
философских систем: для
материализма. Я говорю это вовсе не
потому, что питаю какие-то
враждебные чувства к
материалистам, которые, на мой
взгляд, как организованная группа,
серьёзны и моральны, быть может, как
никакая другая; но просто само
собой разумеется, что коль скоро
дух может существовать и
действовать без материи, то сам
принцип материализма рассыпается
во прах, повлекая за собой крушение
всех вытекающих из него теорий.
Что касается до иных вер, то
следует предположить, что принятие
Учения, принесённого нам из мира
иного, должно глубоко изменить
религию, условно именуемую сейчас
христианством. Но эти изменения
произойдут более в смысле
разъяснения и развития, нежели
опровержения. Оно устранит
серьёзные недоумения, всегда
оскорблявшие чувства всякого
мыслящего человека; оно также
подтвердит и сделает абсолютно
определённым факт продолжения
жизни после смерти, факт, лежащий в
основании всякой религии. Оно
подтвердит несчастливые
последствия греха, хотя и покажет,
что последствия эти никоим образом
не определены на целую вечность.
Оно подтвердит наличие существ
более высоких, каковых мы назвали
"ангелами", а также
существование надстоящей нам
Иерархии, устремлённой вверх и в
которой дух Христа занимает своё
особое место; оно покажет, что
Иерархия эта кульминирует на
высотах Беспредельности, с каковой
мы связываем идею о Всемогущем
Творце, или о Боге. Оно подтвердит
идею о рае и временном состоянии
искупления, которое соответствует
более понятию чистилища, нежели
ада. Таким образом, это Новое
Откровение в самых жизненно важных
своих точках никак не разрушает все
прежние верования, и действительно
серьёзными людьми, какой бы веры
они ни придерживались, оно должно
быть встречено как исключительно
могучий союзник, а не опасный
недруг, порождение дьявола.
Теперь давайте обратимся к
пунктам, в которых это Новое
Откровение должно преобразовать
христианство.
Прежде всего я должен
высказать истину, которая и так
должна быть слишком очевидной для
многих, как бы она ни осуждалась
некоторыми: христианство должно
измениться или погибнуть. Таков
закон жизни: вещи и явления либо
приспосабливаются, либо погибают.
Христианство и без того уже слишком
долго медлило с переменами, оно
медлило до той поры, пока церкви его
наполовину не опустели, пока
главной опорой его не сделались
исключительно женщины и пока
образованная часть общества, с
одной стороны, и самый бедный класс
его, с другой, - как в городе, так и в
деревне - не отвратились от него.
Давайте попытаемся обрисовать
причину происходящего, ведь
последствия налицо во всех ветвях
христианства и происходят из
одного глубоко лежащего корня.
Люди отходят от Церкви, потому
что они не могут искренно верить в
те факты, которые представляют им в
качестве истинных. Их разум и
чувство справедливости
оказываются одинаково уязвлены.
Нельзя увидеть справедливости в
искупающей силе жертвоприношения,
ни в Боге, который может быть
умилостивлен такими средствами.
Помимо того, многим непонятны такие
выражения, как "отпущение
грехов", "очищенье кровью
агнца" и тому подобное. Пока ещё
мог стоять вопрос о "падении
человека", подобным фразам могло
быть какое-то объяснение, но когда
стало вполне ясным, что человек
никогда не "падал", когда
благодаря своему теперешнему более
полному знанию мы смогли шаг за
шагом проследить развитие
человеческого рода, пройдя от
пещерного и кочевого человека
назад вглубь незапамятных времён, в
которые человекообразная обезьяна
медленно развивалась в
обезьяноподобного человека, мы,
оглядываясь назад на эту
бесконечную вереницу жизней, знаем
теперь, что человечество всё время
именно поднималось,
совершенствуясь от одного
поколения к другому. И в его истории
нет никаких следов падения. Но если
не было "падения", что остаётся
тогда от искупления, воздаяния,
первородного греха, от большей
части мистической христианской
философии? Если прежде она даже и
выглядела настолько разумной,
насколько неразумной предстаёт
сейчас, то всё равно она совершенно
расходится с фактами.
Опять же, слишком большое
значение было придано смерти
Христа. Не такая уж это и редкость -
умереть за идею. Каждая религия
равным образом имела своих
мучеников. Люди постоянно умирают
за свои убеждения. Тысячи наших
молодых людей делают это в
настоящее время во Франции. Поэтому
смерть Христа, сколь бы возвышенной
она ни была в изложении
"Евангелия", приобрела,
повидимому, неоправданную
значимость, как если бы это был
какой-то уникальный в человеческой
истории феномен - умереть, совершая
реформу. По моему мнению, слишком
много внимания уделено смерти
Христа, и слишком мало - его жизни,
ибо именно в этой последней
заключается истинное величие и
настоящий урок. Это была жизнь,
которая даже в тех ограниченных
воспоминаниях, что дошли до нас, не
содержит в себе ни единой черты,
которая не была бы прекрасной,
жизнь, полная естественной
терпимости к другим,
всеохватывающего милосердия,
умеренности, обусловленной широтой
ума, и благородной отваги; жизнь,
устремлённая всегда вперёд и вверх,
открытая новым идеям и всё же
никогда не питающая горечи в
отношении тех идей, которые она
пришла упразднить, хотя порой даже
и Христос теряет терпение из-за
узости ума и фанатизма их
защитников. Особенно
привлекательна его способность
постичь дух религии, отметая в
сторону тексты и формулы. Больше ни
у кого и никогда не было такого
могучего здравого смысла или
такого сострадания слабому. Именно
эта восхитительная и необычная
жизнь является истинным центром
христианской религии.
Теперь давайте посмотрим,
какой свет наши духовные
наставники проливают на вопрос о
христианстве. Мнения в том мире
однородны не более, чем и в этом. Но
всё же, прочитав некоторое
количество посланий по этому
предмету, можно сказать, что смысл
их сводится к следующему: над
духами недавно усопших землян
имеется множество других духов, их
превосходящих и иерархически
соотнесённых, - назовите их
"ангелами", если вы желаете
говорить языком старой религии.
Надо всеми этими верховными духами
находится самый Высший Дух, знание
о котором оказалось доступно нашим
соплеменникам, - не Бог, поскольку
Бог столь бесконечен, что
недосягаем для них, - но тот, который
ближе других к Богу и который, до
известной степени, представляет
самого Бога: это Дух Христа. Целью и
предметом его заступничества
является планета Земля. Он
спустился к нам и жил среди нас в
пору великой земной извращённости,
в пору, когда мир был столь же
злополучен, как и сейчас, - для того,
чтоб преподать нам пример
идеальной жизни. Затем он
возвратился в своё небесное
обиталище, оставив нам Учение,
которому иные из нас следуют и
поныне. Такова история Христа в том
виде, в каком нам рассказывают её
духи. В ней нет и речи о первородном
грехе или об искуплении, но она, на
мой взгляд, содержит систему вполне
совершенную и разумную.
Если такой взгляд на
христианство станет общепринятым,
а его поддерживают авторитет и
доводы Нового Откровения, идущего к
нам из мира загробного, тогда мы
получим такую религию, которая
будет способна объединить все
Церкви, религию, которая примирится
с наукой, которая сможет
противостоять любым нападкам и
утвердит Христианскую Веру на
неопределённо долгие времена.
Наконец-то станет возможным
прекращение войны Разума и Веры,
наконец-то из наших мыслей будет
изгнан кошмарный бред, а в уме нашем
установится духовный мир. Я не вижу,
как бы такие результаты могли быть
достигнуты быстрым захватом власти
в какой-либо отдельной стране или
насильственной революцией. Скорее,
это придёт как мирное
проникновение, наподобие того как
сейчас разные грубые идеи, вроде
идеи о вечном аде, постепенно
отмирают на глазах наших, уступая
место более тонким и
правдоподобным.3
Тогда именно, когда душа
человеческая мучима и разрываема
страданием, в неё могут быть
заронены семена добра и правды,
поэтому духовный урожай
определённо сможет быть собран в
будущем из посева дней нынешней
нашей жизни.
Когда я читаю "Новый
Завет", обладая тем знанием,
какое даёт мне Спиритизм, у меня
складывается глубокое убеждение,
что учение Христа было во многих
важных отношениях утрачено
раннехристианской Церковью и не
дошло до нас. Все эти намёки на
победу над смертью имеют, как мне
кажется, весьма мало значения в
современной христианской
философии, но тот, кто видел, хотя бы
смутно, сквозь покров, руки,
протянутые ему из загробного мира,
и кто касался их, хотя бы слегка, тот
действительно победил смерть.
Когда мы сталкиваемся со
множеством упоминаний о таких
достаточно хорошо известных нам
явлениях, как левитация, огненные
языки, порывы ветра, духовные дары, -
одним словом, "сотворение
чудес", то нам тогда становится
понятным, что самая сокровенная
суть этих явлений, непрерывность
жизни и общение с умершими были
древним более чем наверняка
известны. Нас поражает, когда мы
читаем: "Здесь он не совершил
чуда, ибо в народе не было веры".
Ведь разве не согласуется это
целиком и полностью с известным нам
психическим законом? Или, другое
место, когда Христос, после того как
до него дотронулась больная
женщина, говорит: "Кто коснулся
меня? Много добродетели ушло от
меня." Мог бы он яснее выразить
то, что сегодня сказал бы на его
месте медиум-исцелитель, за
исключением разве только того, что
вместо слова "добродетель" тот
употребил бы слова "сила" или
"энергия"? И когда мы читаем:
"Не всякому духу верьте, но
испытуйте духов, дабы знать, идут ли
они от Господа", то разве это не
совет, который сегодня дают всякому
новичку, приступающему к
спиритическим исследованиям?
Вопрос этот представляется мне
слишком обширным, для того чтобы
задерживаться здесь на нём
подробно, но мне думается, что тема
эта, подвергающаяся сейчас столь
ожесточённым нападкам со стороны
наиболее непреклонных
христианских церковнослужителей, в
действительности является
краеугольным камнем всего
христианского учения. Тем, кто
желали бы основательнее
познакомиться с подобным строем
мыслей, я настоятельно рекомендую
небольшую книгу д-ра Абрахама
Уоллеса "Иисус из Назарета",4 если только
тираж этой бесценной работы не
распродан полностью. В ней автор
самым убедительным образом
доказывает, что чудеса Христа
управлялись силами, действующими в
рамках психического закона, как мы
его понимаем теперь, и что они
соответствовали характеру этого
закона в малейших своих деталях.
Два примера такого рода я уже
привёл. Множество же других
представлено в этой брошюре. В
высшей степени точна и убедительна
история материализации на горе
двух пророков, если судить о ней по
правилам психической науки. Прежде
всего бросается в глаза то
обстоятельство, что выбор пал на
Петра, Иакова и Иоанна, которые
составляли психическую группу,
когда умершего призвали к жизни:
они, вероятно, были наиболее
медиумически одарёнными по
сравнению с прочими участниками
сеанса. Далее указывается на
необходимость чистого горного
воздуха. Сияющие, ослепительные
одежды, облако, слова "построим
три молельни", которые можно
понять также как "построим три
кабины", или "три кабинета" -
всё это означает, что были созданы
идеальные условия для того, чтобы
осуществить явление
(материализацию) духа умершего
посредством сосредоточения
психических сил. Во всём этом
усматривается последовательное
сходство приёмов и способов. Что
касается прочего, то, например, свод
даров, которые Св.Павел даёт нам как
качества совершенно необходимые
последователю христианства,
является, по сути дела, перечнем
способностей, которыми должен
обладать сильный медиум, включая
сюда дар пророчества, исцеления,
сотворения чудес (или физических
феноменов), ясновидения и многое
другое ("Послание к
Коринфянам", I, XII, ст. 8,11).
Первоначальная христианская
Церковь была вся насыщена
Спиритизмом и, видимо, не обращала
никакого внимания на запреты
"Ветхого Завета", который
предоставлял этот дар в право
исключительного пользования и
выгоды духовенства.5
1 Usborne Moore, "The Voices". Речь
идёт о так называемом феномене "прямого
голоса", когда в воздушной среде
звучит голос духа, или умершего,
наделённый всеми акустическими,
артикуляционными и т.п.
особенностями, отличавшими его при
жизни на земле. Если на сеансе
присутствуют люди, хорошо знавшие
этого человека прежде, у них не
возникает каких-либо сомнений
касательно тождественности, а
стало быть, и реальности звучащего
голоса, который в этом случае может
быть воспринят звукозаписывающей
аппаратурой. Разговор между духом и
присутствующими ведётся в таком
случае как обычная беседа между
людьми. Для проявления "прямых
голосов" необходим медиум,
обладающий способностью к
производству именно этого
спиритического феномена. Помимо
указанной Конан-Дойлем книги,
смотрите также книгу Г.Д.Брэдли "К
звёздам" и Г.ди Бони "Прямые
голоса" (H.D.Bradley, "Towards the Stars";
Gastone di Bоni, "Voci Dirette"). (Й.Р.)
2 "Если Я сказал вам о земном,
и вы не верите: как поверите, если
буду говорить вам о небесном?" (Иоанн,
III,12). (Примеч.Й.Р.)
3 Об этом смотрите особо: Аллан
Кардек, "Рай и Ад, или
Божественная Справедливость в
объяснении Спиритизма". (Й.Р.)
4 Dr.Abraham Wallace, "Jesus of Nazareth". (Й.Р.)
5 Надо сказать, что,
действительно, "чудеса" Христа
находятся все в пределах, в коих
действуют силы, управляемые
психическим законом в том его виде,
понимание которого нам даётся
теперь Спиритизмом, и что даже в
самых мельчайших своих
подробностях чудеса эти
соответствуют природе этого закона.
Согласно философии карденистского
Спиритизма, "чудес" в Природе
не существует и не смогло бы
существовать, есть только законы,
нами не познанные, и действия, на их
основе совершаемые знающим,
воспринимаются профанами как чудо.
По мнению спиритов, величие
Божеское заключается отнюдь не в
том, что с помощью каких-то чудес
Бог постоянно вмешивается в
нормальный ход вещей и произвольно
его поворачивает в ту или иную
сторону, но в том, что Он изначально
создал такие законы, которые
направляют развитие Вселенной в
нужное русло без всякого
последующего и могущественного
вмешательства извне. Создание
таких законов и является самым
величайшим из Божьих чудес.
Христианская Церковь, запрещая
вызывание духов, осуждая Спиритизм,
формально опирается на запрет
Моисея. Но этот запрет у него
находится в той части его законов,
каковые имеют временный, т.е.
переходный и исторически-обусловленный
характер, и связан с конкретной
исторической обстановкой, в какой
жили руководимые им евреи. В самом
же "Евангелии", созданном в
совершенно иных исторических
условиях, нет не только ни одного
запрета на всё это или хотя бы
какого намёка на запрет, но и
недвусмысленно указывается на
важность этого дела, и вся
последующая деятельность
апостолов и святых, как ясно
всякому знающему предмет, связана с
применением Спиритизма, о чём они
сами недвусмысленно и говорят в
оставленных ими сочинениях. И
подводя итог сказанному об этом
запрете, можно спросить, неужели
Церковь ставит закон Моисеев выше
закона Евангелического, т.е., иными
словами, неужели же Церковь
православных, католиков и
протестантов есть Церковь более
иудейская, нежели христианская? (Й.Р.)